ОДИССЕЙ - ЦАРЬ ИТАКИ.

(эзотерическая автобиография)

взято с http://www.ltn.lv/~ksv/krav/odissey.htm

Кравчук Ю.А.

ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора.

I. Начало. (1387 - 1363 г.д.н.э.)

II. Троянская война. (1363 -1355 г.д.н.э.)

III. Странствия.

IV. Возвращение.

V. Дорогая моя, Пенелопа.
 

АННОТАЦИЯ

Это книга о жизни Одиссея, одного из легендарных героев человечества. Мир до сих пор спорит о том, был ли он на самом деле, или это выдумка греческих мифов, подхваченная таким же легендарным сказителем Гомером.

Автор книги уже известен своими историческими повествованиями о строителях египетских пирамид и легендарных ариях книгами "Мудрецы и пирамиды" и "С неба на Землю". Его книга "Космос. Кто мы в нём?" ведёт нас по дорогам космических цивилизаций.

Не может не заинтересовать любознательного читателя и это повествование об известной и совсем неизвестной странице нашей человеческой истории.

 

ОТ АВТОРА

Необычный подзаголовок говорит сам за себя. Возможно ли такое, вспомнить одну из своих прежних жизней? Отвечаю - Возможно! Известный автор эзотерических книг Н. Лединский пишет - "Помнят прошлые жизни разве лишь те, кто подходит к концу цикла реинкарнаций". Может быть, это и так! Я этого не знаю.

Обратите внимание на то, что писались разные части этих воспоминаний в разное время. Толчком для таких "творческих" периодов были определённые события моей жизни, и связать их логическими размышлениями я не имею возможности. Такое происходит без нашего "видимого" желания. Здесь работают другие побудительные силы.

Это не единственная моя прошлая жизнь, которую я "вспомнил" и описал. Но она для меня, и надеюсь для читателя, представляет интерес. Интерес, главным образом, в том, что описываемые события по большей части не совпадают с известными нам по Гомеру и мифам сведениями. Я не пытался их притягивать друг к другу. После того, когда уже были закончены определённые разделы, их у меня четыре, я искал материалы в литературе, пытался сопоставлять, анализировать и домысливать, что же мог знать автор, в основном речь идёт о поэмах Гомера. Но потом я, всё тем же контактным методом, получил сведения о жизни самого Гомера, и тогда всё стало на свои места. Это особая тема. Я не буду её здесь затрагивать, лишь напомню читателю, что жил он спустя семь веков, и использовал во многом народную память о тех легендарных временах. Но толчком для этого были воспоминания о своей предыдущей жизни, в которой он был участником этих троянских событий.

 

I. НАЧАЛО
(1387 - 1363 г.д.н.э.)

 

Итака издавна слыла прекрасным островом. Здесь было всё - коровы и козы, и свиньи, оливы и виноград, и чистая родниковая вода. И всего было вдоволь. Здесь были сильные и мужественные воины и мудрые убелённые сединами старцы. Здесь были прекрасные девушки и добродетельные матери.

Царь желал наследника. И он родился осенью в ненастный дождливый вечер. Лаэрт с нетерпением ждал своего первенца. А царица боялась родов. Около неё всё время были пожилые женщины. Даже отец Антиклеи прибыл сюда. Все ожидали рождения сына. Вещунья, живущая на другой стороне острова, нагадала, что это будет сын и Судьба сделает его богатырём и героем.

Все верили. Этого хотели!

Мальчик родился крупный, голубоглазый, громкоголосый. Ликовали и пировали всем островом от царя до пастуха и свинопаса.

Антиклея, как только оправилась, заявила мужу: "Я буду сама кормить нашего сына! В моём молоке божественный нектар. Ведь его дед Автолик сын Гермеса. Мой сын станет богоравным!"

Не каждая мать допускала детей к своей груди. Было принято, чтобы богатых отпрысков кормили женщины, у которых было на то расположение от Богов.

Антиклея проявляла любовь и самоотверженность.

Дворец Лаэрта был большим двухэтажным домом с несколькими террасами, внутренним двором и залом для пиршеств. К дворцу примыкали хозяйственные постройки и службы. Всё это было обнесено крепкими каменными стенами. Около сотни человек прислуги и охраны жили здесь же.

Родственники царя, его братья и сёстры с семьями, их родня и просто приживальщики - всё это образовало целый квартал. Среди этого квартала в сторону моря был рынок, от которого до порта было рукой подать.

Царя уважали и любили за спокойный нрав, рассудительный незлобивый характер. Он любил пошутить и уважал шутников.

Он сам вершил суд в своём небольшом государстве, и люди считали его справедливым. Жёстко карал он за воровство и обман. Правда, знали, что можно смягчить его приговор, если суметь объяснить свой поступок самокритично и с юмором. Бывало, что за это и оправдывал он плутов. Лаэрт говорил тогда: "Ты плут, но не глуп. От тебя может быть и польза. Я тебя прощу, но ты должен Итаке и её народу отплатить полезными делами".

Через два месяца после родов Антиклея отдала сына заботам кормилицы-няньки. Эта молодая женщина прислуживала царице и ещё недавно была рабыней. Но царица освободила её ради того, чтобы сына кормила свободная гражданка.

Одиссей рано начал проявлять непоседливость и стремление всё знать и не очень слушался любившую его няньку. Рос он крепким и смышлёным мальчиком. Друзья сверстники слушались его. Он был заводилой в различных проделках, да и кулаки пускал в ход нередко. Правда, ему попадало тоже, порой, но он не обижался и не жаловался старшим никогда. Он был покладистым и самостоятельным мальчишкой. Его легко было уговорить, но от решённого отговорить почти невозможно.

В день, когда ему исполнилось шесть лет, он попросил отца: "Можно я буду заниматься упражнениями со старшими мальчиками?"

Заниматься боевой подготовкой начинали с десяти лет под руководством опытных наставников.

Отец удивился: "Ты, правда, сильнее многих своих сверстников, но сумеешь ли ты не отставать от десятилетних?!"

Одиссей просил: "Скажи наставнику, чтобы он испытал меня, я постараюсь!"

Он прошёл испытания и через год-полтора догнал старших в умении и ловкости. Да и в силе он не очень им уступал.

Его русые волнистые волосы почти доставали до плеч, и на лбу их прихватывала лента, обычно синяя. Ноги и руки вечно были в ссадинах и синяках. А в голубых глазах был всегда весёлый задор и готовность в любой момент что-нибудь придумать.

Отцу Одиссей никогда не перечил; выполнял все его просьбы и наставления, даже когда ему это не нравилось.

Лет где-то в восемь его этому научил старый пастух в горах, к которому отец разрешал ходить одному и даже оставаться на ночь в его шалаше. Одиссей любил приходить к нему под вечер и слушать в темноте у костра рассказы старика. Пастух был очень стар, но многое помнил и много знал. В молодые годы он был воином ещё у отца Лаэрта. Кожа на его лице обветрилась до черноты, белые волосы и борода придавали ему какую-то магическую прелесть, а глубокие зоркие глаза, казалось, всё видели насквозь.

Однажды он сказал мальчику: "Если хочешь стать таким же хорошим правителем, как твой отец, ты должен всегда внимательно слушать его. Если он тебе что-то поручает, а тебе это не нравится, подумай, зачем это сказал отец. Он умён и никогда не поручит тебе что-нибудь просто так. Если ты научишься понимать его, ты будешь с каждым его поручением становиться умнее. Когда ты станешь царём, тебе придётся много делать того, что не будет нравиться, но надо. Запомни это!"

Одиссей задумался.

Костёр догорал. На углях плясали то, вскидываясь вверх, то, совсем исчезая, язычки пламени. По раскалённо-красному иногда пробегали синие и фиолетовые верхушечки. Старик подозвал двух огромных лохматых псов и собирался обойти отару. Одиссей поднял на него взгляд и спросил: "А что, царь обязательно должен быть у народа?"

"А как же! - ответил старик. - Видишь, даже у стада должен быть пастух; иначе оно разбредется, кто куда, и станет добычей волков. Так же и люди, Без правителя они будут каждый сам по себе. Кто сильнее, тот обидит слабого, выгонит его из дома, отберёт всё, что захочет. А царь объединяет всех. И царь помогает всем потому, что его делают царём не люди, а Боги. И они же дают ему мудрость, чтобы служить людям. Так уж повелось у Богов. Они лучше знают, что нам нужно".

Вскоре Одиссея начали учить грамоте. Его учителем был престарелый философ и поэт по имени Диомед. Десять лет назад он пришёл откуда-то с материка, а повидал в жизни он многое; бывал на Кипре и в Малой Азии, на многих островах и, даже, на далёком Кавказе. Это был человек мудрый и спокойный. Его худое жилистое тело, казалось, ничего не весило, так легко он шёл по земле и так быстро он поднимался по ступеням лестницы, ведущей от моря к большой площади. Да и в лице его было что-то птичье, то ли горбатый нос, то ли кисточки седых волос на ушах. Одиссею казалось, что этот человек знает всё на свете. Ему было интересно у него учиться. Зачастую их занятия затягивались так надолго, что их могли оторвать только к трапезе.

В детстве Одиссей любил много и вкусно поесть; да и его тощий наставник никогда не отказывался от еды. Правда, когда ему нечего было есть или он был так занят, что поесть было некогда, он от этого не страдал. Он даже не замечал этого.

Вот чего он не любил, это бряцания оружием. Он говорил: "Это опасное искусство нужно только для того, чтобы защищать хороших людей от недоумков, которые на них нападают". Но Одиссея он не отговаривал от военных занятий, говоря: "Хороший царь должен уметь защищать своих умных, да и не умных подданных тоже".

Они занимались пять лет, и Одиссей преуспел во многом. Одно ему не давалось - поэтика. А вот логика и риторика были его любимыми дисциплинами. И ещё хорошо усвоил Одиссей - всякое дело нужно доводить до конца; иначе нет смысла его начинать.

В десять лет мальчиков начинали учить стрелять из лука. Для этого имелись специально изготовленные простые и лёгкие луки. Настоящие боевые луки были дороги. Их имели только состоятельные воины. Лук делался по руке хозяина и не давался никому.

Но, очень хотелось!

И Одиссей не устоял перед искушением. Однажды он взял со стены отцовский лук. Тяжелее всего было натянуть на лук тетиву. Для этого его нужно было согнуть, уперев одним концом в сандалию. Это надо было проделать одной рукой, а второй рукой нужно было натянуть жилу и зацепить её за крюк.

Когда он наложил стрелу и стал целиться, это увидел один из слуг. Слуга позвал отца. Когда они вышли во двор, две стрелы торчали рядом в стёсе дерева и третья попала туда же на их глазах.

"Так - сказал отец.- Здесь, я вижу, тебе помогали Боги. Не иначе!" Он забрал у сына лук и повёл его в дом.

Сам поступок был безобразным, но результат не мог не порадовать отца.

"Как, ты думаешь, я должен поступить с тобой?"

"Накажи, как считаешь нужным, но дай мне стрелять из настоящего лука! Я тебе обещаю, никто на острове не будет стрелять лучше меня, когда мне исполнится шестнадцать лет!"

Отец задумался, вспомнил свою юность и этот лук - подарок его отца.

"Хорошо. Если это будет так, я подарю тебе этот лук. А сейчас я скажу, чтобы тебе подобрали не очень тяжёлый лук. Но, запомни своё обещание!"

Обещание он сдержал!

Сверстники, да и вся молодёжная компания, признавали в Одиссее вожака. Ни одна их проделка не обходилась без его участия.

Вскоре начали заглядываться на него и девушки. Он был высок, строен и силён. Он нравился девушкам. Но сам он ими не очень интересовался. Для него было важнее общение с товарищами. Девушки-рабыни, которые прислуживали в доме, с удовольствием обхаживали, ласкали и ублажали его. Этого ему было достаточно.

Были у Одиссея две младшие сестры. Мотера была на два года моложе брата, а младшая Оливия - на четыре. Она была настоящий бесёнок. Её чёрные угольки глаз всё видели и замечали. Шкоды её в доме частенько бывали в центре внимания. Одиссея она обожала и всегда старалась быть с ним рядом. Она дружила с мальчишками и была у них заводилой. Даже иногда принимала участие в их соревнованиях и не без успеха. Она отлично плавала, быстро бегала. Вообще, росла сорванцом.

Брат тоже любил её, но иногда прогонял домой, когда она ему очень докучала. Иногда Одиссею приходилось выручать сестрёнку, когда ей грозили серьёзные неприятности за проделки. А, вот учиться, у неё не было усердия. Это расстраивало и даже сердило мать. Отец же только усмехался. Ему нравилась эта непоседа.

В учёбе за братом попятам шла Мотера. Она подгоняла Одиссея, иногда даже помогала ему. Прекрасные успехи у неё были в поэзии. Позже, когда она выросла, её элегии знала вся Эллада.

В ту пору в Греции в моду вошли критские игры с быком. Отчаянные юноши и девушки показывали свою ловкость и удаль, "играя" с разъярённым быком. Удалец то запрыгивал ему на спину, то дёргал его за хвост, то пробегал перед его огромными рогами, уклоняясь от выпадов мощного животного. Играющий почти гол, на нём только набедренная повязка, да лента, прижимающая волосы. А шкура быка от ярости и напряжения влажная и скользкая. Эти развлечения были опасны и иногда плохо кончались. Но древняя традиция освящала игры.

Однажды, Одиссей, делая прыжок вперёд через рога, поскользнулся на шее быка. Падая вбок, он зацепил правой ногой острый бычий рог. Бык в это время мотнул головой, ниже колена образовалась рваная глубокая рана. Друзья кинулись отвлекать быка, а Одиссей покатился по траве к краю поляны к деревьям, где была защита от быка, оставляя за собой кровавый след.

Всё обошлось благополучно, но на ноге на всю жизнь остался шрам.

Не всё и не всегда шло гладко в компании молодёжи. То, что Одиссей был сыном царя, здесь не имело особого значения. Авторитет его был не в этом, важны были личные заслуги. Был среди их компании у него и соперник Он был на два года старше Одиссея. Соперничество носило иногда и злой характер. Однажды их спор перешёл в ссору. Было решено провести бой на палках.

Соперника звали Аменет. Он был сыном богатого купца, предки которого были выходцами из Египта.

На той же поляне, где "играли" с быком, и произошло выяснение отношений.

Аменет был выше ростом, суше телом и подвижнее, чем Одиссей. Да и агрессивнее он был значительно. Собственно, ссору затеял он. Он и начал нападение и нанёс первый удачный удар по плечу Одиссея.

"Больно; но не надо показывать. Он старается использовать рост и длинные руки. Все удары сверху.

А по колену... Ага, не нравится! Отскочил и морщится.

Надо шуточки; пусть позлится. Пока стоит, палку за конец и по стопе.

Ты чего это подпрыгиваешь; на горячее наступил?...

Опять бьёт сверху. Горячится. Не понял ничего... Хорошо.

Уйду влево от удара и опять по ногам...

Вот это напор! Разъярился! Хорошо - скоро устанет".

Сошлись грудь в грудь. Стараются палкой придавить пальцы противника. Это больно. У Одиссея силы побольше. Он выдерживает напор и, когда Аменет начинает отступать, успевает концом палки ударить по пальцам ноги. Потом шаг влево и опять палкой по ногам.

"Теперь он будет думать только о защите ног. А я буду демонстрировать атаки вниз. Вот так, а удар-то по рёбрам.

Опять старается ударить по голове. Надолго ли хватит тебя, голубчик.

Что-то ты опять запрыгал как козлик. Я же ещё не ударил!"

Устал Аменет, тяжело дышит. Уже не нападает, старается не пропустить удара по ногам. А удар приходится по рёбрам и очень сильный.

"А, вот теперь, по шее. И всё!"

Ребята помогли ему подняться и отойти в тень деревьев.

Друзья поздравили Одиссея с победой. Соперничество на этом прекратилось. Да и вскоре Аменету исполнилось шестнадцать лет, и он стал общаться с более взрослыми юношами. Но врагами они остались навсегда. Конец этой вражде положила стрела Одиссея через много лет, когда он вернулся из своих долгих странствий.

Отношения с отцом у Одиссея складывались ровно и хорошо. Оба они были людьми добрыми и покладистыми. Оба были умны и отец, когда сын подрос, очень полюбил его. Он хорошо видел сильный характер и волю сына, понимал его и чувствовал его необычную Судьбу.

А вот с матерью у Одиссея были отношения очень сложные. Она была женщиной неуравновешенной, капризной и считала, что дети обязаны её слушать, беспрекословно всё выполнять и покоряться её прихотям. Это ей удавалось только, в какой-то степени, со старшей дочерью. Да и то, став постарше, Мотера мудро уходила от разговоров и даже встреч с матерью.

Любя Одиссея, Антиклея старалась по своему делать ему добро. Началось это с того, что она два месяца сама кормила его грудью. Она всю жизнь считала это своей благородной жертвой. Пока Одиссей был ребёнком, материнские порывы воспитания сглаживала нянька-кормилица. Лет с десяти Одиссей перестал признавать авторитет матери, но он был достаточно сдержан и, стараясь ей не перечить, делал все по-своему. Мать это раздражало, и она частенько устраивала скандалы по этому поводу.

Отец сначала вмешивался в это, но потом пустил всё на волю Судьбы, видя, что Одиссей сам неплохо выходит из этого положения. У Лаэрта хватало своих царских забот.

В шестнадцать лет юноши считались уже прошедшими школу грамоты и основы воинских наук. Они начинали принимать участие в делах взрослых, а в двадцать - это были уже равноправные граждане.

В состоятельных семьях было принято отправлять их набираться опыта и знаний в материковую Грецию в большие города - Фивы, Микены, Спарту, Афины и другие. Кто-то оставался там, кто-то возвращался домой. Особенно полезным считалось поучиться два-три года в спартанской армии или в Микенах пройти школу мореходства. Да и ещё много чему можно было поучиться там в Греции.

Некоторые отпрыски подыскивали себе невест в дальних краях. Это приветствовалось родителями.

Как-то Лаэрт позвал Одиссея к себе и сказал: "Пора тебе осваивать дело управления страной. Царские заботы не всегда интересны и зачастую трудны, но такова воля Богов. Я буду учить тебя всему, а ты постарайся не лениться и усваивать премудрости и тонкости дела".

Одиссею многое сразу было интересно. Те знания, которые преподал Диомед, очень пригодились сейчас. Изучая логику, пришлось разобрать множество примеров. Которые были из истории греческих городов-полисов и жизни Богов-Олимпийцев. Всё это сложилось в стройную картину. Теперь же на фоне этой картины вырисовывались особенности судьбы маленькой Итаки. Этот небольшой остров играл свою роль и, иногда не малую, в тех политических и жизненных коллизиях, которые переживала вся Греция. В этом мире не было спокойствия. Всё держалось на вынужденных договорах и равновесии сил. Каждый полис в этом равновесии искал своей выгоды. Все понимали, что есть и общая выгода; извне тоже стучались свои интересы, которые нельзя было не учитывать.

Всё это мудрый Лаэрт передавал сыну. Одиссей был способным учеником и на какое-то время очень увлёкся этими проблемами.

Когда ему исполнилось восемнадцать лет, отец отправил его на Пелопоннес посмотреть мир, поучиться у людей, приобрести жизненный опыт.

Первым пунктом была Элита. Это был большой дружественный полис. Итаку с ним давно связывали дружба, торговые дела и брачные узы. Почти год гостил Одиссей в доме царя. Наследник был на год младше Одиссея. Звали его Сирокс. Сам царь интересовался у гостя его сёстрами на предмет сватовства. Решено было через год-другой отправить его на Итаку погостить у Лаэрта.

Распростившись с гостеприимным домом в Элиде, Одиссей отправился в Спарту. У него было поручение от отца к царю Тиндарею. Главный интерес в Спарте представляла система подготовки воинов. Хозяин не скрывал от молодого гостя ничего. Он был радушен и прям. Одиссею довольно скоро сказал, что тот ему по душе и он рад его приезду. Познакомил и с младшей дочерью Еленой. О красавице вся Греция судачила и тихо вздыхала. Ходили были и небылицы.

Одиссею она понравилась. Девушка была выше среднего роста, стройна и грациозна. Волосы цвета спелой пшеницы были красиво уложены на затылке и открывали изящную линию шеи. Тёмноголубые глаза были необыкновенно большими, и это подчёркивали приподнятые тонкие тёмные брови. Держалась она как все спартанки независимо и, в отличие от многих из них, не стеснялась высказывать свои суждения в разговоре. Ко всему ещё она прекрасно управляла колесницей и любила прогнать коней на полном скаку по улицам города. Поговаривали, что из лука она стреляет не хуже любого воина.

Тиндарей сказал, что он хотел бы видеть Одиссея среди претендентов на её руку. На что Одиссей ответил благодарностью и обещанием прибыть на "смотрины".

Он пробыл в Спарте два года. Это были прекрасные и полезные годы, но порядки и уклад спартанской жизни не пришлись ему по вкусу. Из Спарты Одиссей отправился в Микены. Тиндарей его рекомендовал письмом своему зятю Агамемнону, женой которого была старшая дочь спартанского царя Клитемнестра.

Затем он побывал в Афинах, Фивах, Дельфах, Этолии. Почти пять лет он не видел родной Итаки.

Встречали его радостно и шумно. Оливия шепнула ему, что ей понравился Сирокс, и о свадьбе уже договорились.

Отец и мать постарели за эти годы. Лаэрт сказал сыну, чтобы тот готовился принимать у него трон. Сам он будет при нём советником.

В Дельфах Одиссей посетил оракула. Ему была предсказана долгая и нелёгкая жизнь. Боги многого ждут от него!

Мать всё чаще заговаривала о женитьбе. Вскоре пришло известие из Спарты. Тиндарей приглашал "женихов на смотрины".

Претендентов на прекрасную спартанку набиралось много. Все они принадлежали лучшим семействам Эллады. Здесь был Менелай сын Атрида младший брат Агамемнона. Здесь были оба Аякса - Аякс Телемонид, царь Саламина и Аякс Оилид, царь Лакриды. Здесь Патрокл - друг и побратим Ахилла, царя мирмидян. Здесь и Диомед, и Сфенел, и Филоктет, и Протисилай и многие другие, известные всему эллинскому миру имена. Соперников было несколько десятков. Им предстояло состязаться за право быть названым женихом, показать свою доблесть и умение в воинских искусствах и знаниях.

Физические состязания проходили на большом стадионе вблизи Спарты. Он имел форму получаши. Зрители располагались с южной стороны на длинном склоне холма, вырезанном так, чтобы были три террасы, на которых располагались скамьи. Скамьи представляли собой толстые доски, лежащие на каменных тумбах. На каждой такой скамье могли сидеть от шести до двенадцати зрителей. Северная часть представляла, сделанную из дерева с навесом из ткани ложу. В восточном торце стадиона, где дорожки (стадии) имели форму дуги, то есть на повороте, были открытые места для стоящих зрителей. В противоположном конце, где были старт и финиш забегов и заездов, не было зрителей потому, что начало и конец дистанции могли располагаться дальше или ближе.

Беговые и конные состязания не происходили по замкнутой дистанции. Они начинались и заканчивались на западной стороне стадиона, где располагались судьи.

Состязания длились три дня. В первый - соревновались на колесницах квадригах, в беге с оружием и метании копья. Во второй день был только бег в набедренной повязке, прыжки в длину и метание диска. В третий день состязались в риторике и поэтике, но это проходило уже в царском дворце.

Во дворце был большой зал, где устраивали пиры и диспуты, хотя второе в Спарте не очень многих интересовало, и не было в моде.

В заездах на квадригах лучшим был Менелай. Он обошёл всех и второй, за ним пришедший Патрокл, отстал на два корпуса коня. В беге в боевом облачении был лучшим меньший Аякс, а в метании копья Одиссея немного опередил Филоктет.

Зато во второй день состязаний Одиссей с триумфом победил в беге и одним из лучших был в прыжках и метании диска.

В риторике ему тоже все уступили; он был так красноречив, что все, кто должен был выступать вслед за ним, отказались от этого и безоговорочно вручили ему пальму первенства.

Перед Тиндареем стояла очень сложная задача. Поскольку соревнующиеся были людьми славными, обидеть никого не хотелось. Обида могла повлечь непредсказуемые последствия. Гордости у всех было хоть отбавляй, а мирное равновесие в Греции так зыбко. Одиссей помог Тиндарею. Когда все собрались обсуждать условия состязаний, он выступил со страстной речью. Здесь он показал себя тем, которого потом прозвали хитроумным. Заканчивая выступление, он сказал: "Если мне не повезёт в состязаниях, значит так хотят Боги. Тогда я соглашусь стать братом прекрасной Елене. Если все, кому не повезёт, а это будут все кроме одного из нас, пожелают того же, то все мы станем братьями. Я предлагаю сейчас заключить этот братский союз и того, которому повезёт, мы как брата поздравим и как брату будем помогать во всём. Я уверен, Боги одобрят наше братство. И в состязаниях мы будем вести себя как братья, и помогать друг другу! А рука прекрасной Елены будет наградой самому счастливому из нас!"

И ещё подсказал Одиссей Тиндарею отдать Елену Менелаю. Он того заслужил и в состязаниях и брат его Агамемнон был женат на старшей сестре. Тут и судьба спартанского трона в дальнейшем становится ясной. Тиндарей уже был далеко не молод и этот вопрос его волновал потому, что сыновей он не имел. Это был политически очень мудрый ход, и все его оценили.

Для себя же Одиссей просил руки племянницы Тиндарея, дочери Икария Пенелопы. Девушка привлекла его своей неброской красотой. Она была невысокого роста; тёмные каштановые волосы и мягкие карие глаза делали её очень привлекательной. Негромкий слегка воркующий голос завораживал и делал очень приятным всё, что она говорила. Да и смотрела она на Одиссея ласково и дружески. Они два раза поговорили друг с другом и поняли, что Боги их соединят навеки.

После окончания состязаний он подошёл к ней и сказал: "Я буду просить тебя в жёны у царя!"

Пенелопа как будто ожидала этих слов от него. Она опустила ресницы, потом улыбнулась и сказала: "Ты не пожалеешь об этом. Я хочу быть твоей женой!"

В заключение смотрин был устроен большой пир. На кострах за мощными стенами дворца жарились целые быки, свиней кололи десятками, овощи и фрукты возили большими повозками, а кувшины с вином (большие пифосы) стояли во дворе целыми рядами. Праздник продолжался два дня и две ночи.

Потом гости стали постепенно разъезжаться. Одиссей торопился домой; его ждали радости жизни. Из Спарты путь не близок. Надо пересечь весь Пелопоннес.

В Элиде его ждал корабль. Здесь уже приготовились встречать жениха и невесту. Каюта на корме была украшена цветами и зелёными ветками. Для невесты был устроен отдельный покой. Она должна была чувствовать себя совсем удобно и уютно в этом недолгом путешествии. Как только Одиссей с Пенелопой взошли на корабль, команда прокричала здравицу. По кругу была пущена чаша вина.

На берегу оставались провожающие. Среди них была и младшая сестра Оливия. Год назад она вышла замуж. Были здесь и друзья, которых Одиссей завёл немало ещё в своё первое пребывание в городе.

Вскоре шестнадцать пар вёсел вспенили воду и понесли по течению реки красавец корабль к домашним берегам. На выходе из устья на мачте туго натянулся парус, на котором у верхней реи был изображен символ Посейдона трезубец.

Путешествие прошло быстро и почти незаметно. Они подходили к острову утром. Солнце было ещё невысоко и хорошо освещало встречающих. Здесь собралось почти всё население острова. Парус заметили издалека, когда ещё только небо начало светлеть. Весть о приближении Одиссея быстро облетела остров. Народ любил своего молодого царя. Он был высок строен, очень крепок телом. Лучшие черты атлета сочетались в нём очень гармонично. Светлые волнистые волосы, голубые приветливо смотрящие на людей глаза, ещё редковатая русая борода - всё это восхищало островитян. Они видели в нём героя, живое воплощение олимпийского духа. А его ум и красноречие подкупали любого, кто его слышал.

Пенелопа была смущена таким вниманием к её будущему мужу и господину. Но в душе её эта общая любовь нашла отклик; она тоже его уже любила.

Седеющие родители встретили сына и его невесту с радостью. Они знали уже все новости из Спарты. Новости приносил Эол на своих крыльях. Они летели впереди самых быстрых кораблей.

Свадьба была назначена через три месяца осенью. На свадьбу обещали приехать многие его соперники по соисканию руки прекрасной Елены. Договор, который связал их перед состязаниями в Спарте, делал их почти братьями. Он был нужен греческим городам, поэтому-то эта идея Одиссея была подхвачена так дружно. Греция оценила ум молодого царя Итаки.

Больше всех, пожалуй, радовался Лаэрт. Ему сразу понравилась Пенелопа; и она поняла сразу, что в лице стареющего свёкра найдёт друга.

Из её покоев было видно море. Пенелопа была этому очень рада; это было ново для её чувствительной души. Она не могла знать тогда, что это море разлучит их с мужем на двадцать долгих лет и станет ей ненавистно.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Антиклея успевала везде. Её голос и суховатая быстрая фигура были слышны и видны, казалось, сразу в нескольких местах. Да и как было не беспокоиться. Доверить такое дело мужчинам старая царица не могла. Надо было всё устроить так, чтобы именитые гости были не только довольны, но и кое-чем удивлены. На Итаке такого торжества не знали со дня сотворения острова.

Был послан корабль в Этолию за лучшими этолийскими и фесалийскими винами. Все женщины острова ткали покрывала на скамьи и полы дворца. Доставались и приводились в порядок дорогие ткани-занавеси. Готовились ароматные травы в светильники.

Гости начали съезжаться загодя. Играло тут свою роль и то, что к осени море чаще становилось неспокойным. В гавани уже стояли корабли из далёких земель. Прибыли гости из дальней Ларисы и с Эвбеи. Затем приплыл златокудрый Ахилл со своим другом Патроклом, царь Адраст из Аргоса. Были здесь и оба Атрида. Прибывали и другие славные мужи. Недавний сбор в Спарте сплотил их; они чувствовали единение и силу свою в этом. Эллада становилась крепкой. Боги её вели к этому. Впереди у любимицы Олимпийцев были трудные испытания, и это чувствовали её дети.

Утро свадебного дня выдалось прохладным и солнечным. Воздух казался прозрачным и море, такое тихое и спокойное, у горизонта было резко очерчено. Чуть выше горизонта в прозрачной дымке парили греческие берега, хотя до них было очень далеко. Казалось, Боги хотели показать собравшимся на острове, что не так уж далека эта их родная земля.

С самого утра в храме Аполлона жрецы готовили свадебный обряд.

Жениха и невесту долго и тщательно готовили к церемонии. Каждого в своих покоях мыли, умащали елеем, наряжали в расшитые по краям золотом и пурпуром туники. Невесту украсили золотой старинной диадемой, которая имела в середине тонко вырезанное изображение маленького Амура. Ожерелья и браслеты из золота и редких драгоценных камней были восточной и египетской работы. На голову возложили небольшой венок из белых лилий.

Их вывели из покоев и, в окружении свиты, повели в храм, который находился выше города, но недалеко от дворца. Дорога к храму, выложенная каменными плитами, была усыпана цветами. По обеим сторонам дороги стояли жители Итаки. Здесь сегодня собрался весь народ Одиссея, все его граждане и рабы.

На ступенях храма их ждали жрецы. Уже были приготовлены к закланию жертвенные тельцы. Воздух оглашало их мычание, как будто они взывали к Богам о даровании счастья молодым.

Старший жрец вознёс молитву олимпийским Богам. На алтарь Зевса принесли сердце заколотого тельца и сожгли его в священном огне. Потом были возношения Аполлону - хозяину храма, Гермесу - покровителю рода, Гименею - Богу любви и брачных уз.

Лилась тихая музыка, хор пел гимны. Всё было торжественно и красиво. Старший жрец возложил на головы молодым тонкой работы золотые обручи в виде сплетённых веток олив. При этом он негромко нараспев произносил старинные, понятные только посвящённым, заклинания. Они должны были дать молодым божественное покровительство. Обряд был закончен.

Солнце уже поднялось высоко и становилось жарко. Молодые и гости отправились во дворец, где уже всё было приготовлено к пиру. Для гостей были убраны столы в главном большом зале дворца. Он был вытянут с севера на юг. Посредине зала кровлю поддерживали три колонны в один ряд. Кровля была из сосновых длинных досок, уложенных от конька к стене. Под кровлей были резные деревянные украшения. На стенах висели чеканные из бронзы картины на мифические сюжеты. Торцевую стену украшал барельеф, изображающий Гефеста с его орудиями труда - молотом и наковальней. Там же в углу стояли доспехи, изготовленные по преданию самим Богом. Щит сиял бронзовым шишаком посредине и окантовкой по краю.

Столы стояли двумя рядами вдоль стен. Здесь могло разместиться для пиршества больше двух сотен человек.

Во дворе были сооружены два больших навеса. Натянутые ткани прикрывали от палящего солнца. Под навесами стояли столы. И ещё несколько столов для слуг, рабов и всяких прохожих были расставлены по саду и среди хозяйственных построек. Сегодня праздник был для всех.

Столы были завалены всяческой едой. В огромных блюдах дымилась и остро пахла приправами жареная бычатина, рядом лежали зажаренные поросята и приготовленная специальным способом с особыми травами свинина. Гуси и утки выглядывали из трав и овощей. Огромные мисы с оливками и блюда со свежими овощами; между ними стояли блюда с рыбой, оригинально приготовленной морской и просто жаренной речной, которой было в изобилии на острове. А фруктов, каких только не было.

Когда гости разместились в соответствии со своим положением, но и, не забывая дружеских расположений, о чём очень заботилась Антиклея, и стих шум, первое слово говорил отец Лаэрт. Он говорил о счастье, которое готовит молодым Гименей, о своей радости, что он видит перед собой лучших людей Эллады. Он благодарил Богов за это!!!

Потом говорили цари, эти представители аристократии. Все говорили о радости и счастье, о дружбе и любви! Греция переживала эйфорию!

Так говорили, пили вина, слушали музыкантов и сказителей до утра. И, когда уже солнце золотило горы своим светом, гости расходились отдохнуть, чтобы к вечеру снова собраться и продолжить веселие.

Молодые ещё затемно ушли в свой покой. Им спели хором гимн Гименея и, пожелав счастья, отпустили!

Пенелопа привезла из Спарты своих служанок. Старшая из них Полифеба была дочерью её кормилицы, значит молочной сестрой. Пенелопа доверяла ей свои девичьи секреты. И Полифеба любила её как дочь, хотя была старше всего на десять лет.

Когда Одиссей вышел из спального покоя, служанки нетерпеливо влетели к Пенелопе. Полифеба тормошила её, а молодая вся сияла от счастья. Её очень тщательно и долго мыли, приводили в порядок её густые волосы, украшали и одевали. Только потом отдали нетерпеливо ожидающему мужу.

Супруги вышли к уже собравшимся гостям. Теперь им предстояло получить богатые подарки. Это был длинный поток дорогих и красивейших вещей. Здесь блестело золото украшений и посуды, драгоценные камни и дорогие ткани. Гости были щедры; их радость заполняла сундуки и закрома.

Речи и вина лились потоками, как и подарки. Счастья было так много. Боги собрались тоже здесь. Их присутствие, их дыхание, их радость овевали молодых, делали моложе старых. Женщины становились красивее, мужчины сильнее и дружелюбнее.

Три дня прошли в радости и празднике!

На четвёртый - вожди посерьёзнели и собрались поговорить о делах им одним понятных и нужных.

Постепенно пустела гавань. Корабли поднимали паруса и уходили к своим берегам. Одним из первых ушёл Менелай. Он торопился к красавице жене. С ним уплыл и брат Агамемнон. Дома их ждало посольство тестя. Тиндарей предлагал Менелаю занять его трон, стать царём Спарты.

Пенелопа принесла в дом Лоэрта покой и умиротворение. Даже Антиклея поддалась этому покою, идущему от молодой невестки. Она водила Пенелопу по всем помещениям дворца и показывала ей всё царское хозяйство. Слуги тоже быстро полюбили молодую хозяйку. Пенелопе достаточно было негромко сказать своим глубоким голосом, и все спешили исполнить её желание или указание.

Одиссей был счастлив и спокоен. А дела его царские были не просты. Вскоре пришло сообщение из Фив. Там младший сын Эдипа Полиник хотел силой занять престол отца, право на который было у старшего брата Этеокла. Полиник был изгнан из Фив и нашёл приют у аргосского царя Адраста, недавнего гостя Итаки. Женившись на его дочери Аргии, Полиник сумел убедить тестя выступить против Фив. Поход закончился поражением и гибелью всех вождей этой войны с обеих сторон. Но на этом смута не кончилась. Фивы были всё-таки разорены.

Эти события потребовали активного общения участников договора в Спарте.

Во дворце на Итаке тоже все в ожидании. Пенелопа скоро должна стать матерью. Вездесущая Антиклея уже проявляет заботу о будущем наследнике. Она уверена, что это будет мальчик. Она уже думает, как и кто будет его кормить, воспитывать. Учить. Даже, всегда спокойный Лаэрт, проявляет непоседливость и нетерпение. Спокойна и весела только Пенелопа. Она верит, что Боги всё делают разумно и не для того они соединили её с Одиссеем, чтобы что-нибудь было не так как надо.

Одиссей очень занят, но он не забывает о молодой жене. Всё свободное время они проводят рядом. Их роднят эти ожидания первенца.

Лето уже было в полном разгаре, когда родился мальчик. Имя ему дал дед. Назвали его Телемах.

Жители острова приходили к дворцу поздравить своего царя с первенцем-наследником. Их угощали и одаривали. Жрецы восхваляли Богов за их дар и заботу о царской семье и народе Итаки.

Радость эту Одиссею омрачили известия о событиях в Фивах. Это была плохая новость. Снова война среди греков, снова свои бьют своих. Через несколько месяцев ещё одна нерадостная весть. Менелай, спартанский царь, отправился на похороны своего деда на Крит. В его отсутствие в Спарту прибыл сын Приама, царя древнего Илиона, Парис. Молодой красавец и бездельник сумел совратить прекрасную Елену. Она сбежала с ним в Трою, прихватив богатства царя, его слуг и рабов. Дерзость была неслыханной. Это требовало наказания само по себе. Да, были причины и другие. Троя была неблизка от самой Греции. Её азиатское положение давало ей некоторые привилегии. Она торговала с богатой Азией; её соседями были хетты. Она контролировала вход в Геллеспонт, и это давало ей огромные богатства. Поэтому Приам смотрел свысока на Ахейский союз и не хотел принимать участие в общегреческих делах. Это давно раздражало ахейцев.

Обстоятельства давали возможность решить эти вопросы силой. Повод был!

А вернуть Елену стало делом чести не только Менелая, но всех, кто поклялся ему помогать. Это стало общегреческим делом!

Одиссей понимал, что надо готовиться к войне! Он поручил это отцу и своим помощникам, а сам отправился в Грецию встретиться и обсудить положение с другими правителями. Решили, что к началу лета все будут готовы. О сроках и месте сбора даст знать всем заранее Агамемнон. Ему поручалось общее руководство союзным войском. Он был старше и опытнее многих!

Готовили воинов и корабли. Предполагали собрать до тысячи кораблей. Это могло помочь предотвратить войну. Приам должен будет уступить такой силе!

Весь июнь собиралась огромная армия в Беотии. В гавани Авледа не было места уже для прибывающих и прибывающих кораблей. Менелай пришёл на шестидесяти кораблях, Агамемнон привёл столько же. Ахилл с Патроклом привели пятьдесят кораблей, Большой Аякс - двенадцать, а Малый привёл дружину лучников и пращников в сорок человек. Собирала силы вся Греция. Уже кораблей прибыло больше тысячи.

Одиссей верил и надеялся, что конфликт завершится переговорами.

Для него с Пенелопой это была первая разлука. Они были счастливы вместе. Сын их радовал своим лепетанием. А потом он начал подниматься и ползать. И вот уже начал ходить. Пенелопа расцвела, и счастье её озаряло других. Одиссей, несмотря на заботы и неприятные мысли о войне, тоже проникался этим светом счастья. Но им всё реже удавались эти счастливые минуты, проводимые вместе.

В конце мая были снабжены провизией и оружием двадцать кораблей. Наставал день отплытия. Вся Итака вышла провожать воинов.

Мать рыдала; даже отец смахнул слезу. К счастью Одиссея, Пенелопа не плакала. Она стояла с сыном на руках и молила Богов о возвращении мужа.

Но война всё-таки вспыхнула в середине июля!

 

II. ТРОЯНСКАЯ ВОЙНА
(1363 -1355 г.д.н.э.)
 

В июле 1363 года ахейская армада двинулась к Трое. В неё входило 1028 кораблей различных греческих полисов и их союзников. Здесь была небольшая дружина с Крита, несколько кораблей финикийцев и даже из Египта. Вся эта огромная сила двинулась несколькими отрядами. Первым вышел спартанско-микенский флот из ста тридцати пяти кораблей с Агамемноном во главе. С ними же были Менелай, Одиссей и ещё несколько царей. Плыть было недалеко. При попутном ветре это расстояние преодолели за три дня. Первый отряд расположился у острова Эврос. Прибывающие силы должны были высаживаться на азиатском берегу несколько южнее предполагаемого театра войны. Всем кораблям было не разместиться на входе в Геллеспонт, да и в случае шторма им негде было бы укрыться. Поэтому они высаживали воинов на берег и уходили к местам стоянок в ближайших бухтах и заливах. В районе Трои должны были остаться только те суда, на которых пришли цари и отряды, оставленные охранять флот. В последние дни июля было решено подойти всем силам в район Трои и разбить общий лагерь.

Лагерь раскинулся от берега на восток, охватывая Трою с юга дугой. Набиралось около двадцати тысяч воинов. Для их проживания и пропитания понадобилась целая сеть, снабжающая их продуктами, свежей водой и обслуживающая армию. Оружие и припасы тянулись в лагерь беспрерывной вереницей повозок.

Несмотря на то, что у троянцев была достаточно сильная и многочисленная армия, и они могли рассчитывать на помощь соседей, ахейцы не считали нужным скрывать свои действия и даже охранять свои обозы.

В первые дни троянцы не предприняли никаких попыток помешать противнику высадиться и расположить лагерь.

На следующий день после высадки Менелай с Одиссеем ещё раз попытались провести с Приамом переговоры. Они считали, что их огромная армия, хорошо видимая со стен города, заставит царя древнего Иллиона пойти на уступки. Но Приам был уверен в крепости троянских стен и силе своих воинов. Уговорить его не удалось.

* * * * *

На пятую ночь, третьего августа троянцы небольшим отрядом под покровом темноты напали на лагерь. Они подкрались к самым ближним от города палаткам и устроили резню. Первая кровь пролилась. Стало ясно и тем и другим, что воевать придётся всерьёз.

Ахейские вожди начали думать об охране людей и своей тактике войны. Разные мнения появились сразу. Споры продолжались не один день.

Пока ахейские вожди обсуждали свои возможности и вырабатывали план войны, троянцы готовились к сражениям. Приам отдал честь возглавить боевые действия своему старшему сыну Гектору, но общее руководство держал в своих руках. Были разосланы гонцы на север и восток к соседям и реальным союзникам за помощью. Трое было чем платить, и её торговые отношения были настолько прочны, что Приам верил в помощь соседей. Покамест, было решено просить помощи у хеттов, этого мощного и богатого царства. Были посланы с богатыми дарами люди к дорийцам. Они были хорошими воинами, но не было уверенности в их помощи и союзе. Отправили послов к колхам и другим кавказским племенам на случай, если война затянется.

Ночные вылазки небольшими отрядами в лагерь ахейцев продолжались, но уже не были такими успешными, как первая, а однажды отряд попал в засаду ахейцев и полёг полностью. Их трупы ахейцы привязали к столбам и выставили перед стенами на обозрение троянцам. Это вызвало волну скорби и гнева. Сам Гектор, надев боевой шлем, смотрел со стены и грозил страшной местью.

Ахейские вожди спорили. Агамемнон хотел немедленного штурма. Но стены Трои были высоки и прочны. Одиссей и Менелай предлагали окружить город и взять его в кольцо блокады. Долго город не должен выдержать. Ахилл и Аяксы жаждали битвы. Они вызывали троянских героев на поединок, но ответа не получили.

Однажды, перехватили троянского посланника. Он рассказал, что троянцы посылают за помощью во все стороны. Надо было эти возможности сократить. Стали анализировать, кто из соседей Трои имеет на неё обиды. В первую очередь послали людей к дорийцам.

Постепенно ахейская армия начала охват города с востока и северо-востока. Отсюда с холмов город был хорошо виден.

Пращники из Локриды однажды ночью подошли под самые стены и закидали город облитыми смолой и подожжёнными камнями. Это вызвало пожары. Горело недалеко от стен, и в освещенных огнём кварталах с холмов было видно паническое метание людей. Троянцы не были готовы к такому.

В конце августа большой отряд троянцев во главе с самим Гектором среди бела дня вышел из южных ворот и напал на ахейский лагерь. Удар был стремительным и неожиданным. Ахейцы побежали, оставляя убитых на поле боя. Враг приближался к ставке Агамемнона. На защиту пришлось выйти всем вождям. Атака была отбита, и даже сумели нанести троянцам не малый урон.

Ахилл вызвал Гектора на поединок, но тот уклонился от боя и не дал себя догнать.

Первые пленные ахейцы появились в Трое. Народ ликовал и славил своего героя Гектора.

Трупы многих убитых троянцев остались на поле боя, и родственникам пришлось их выкупать. На это пришлось и пленных пустить. Обмен живого на мёртвого не был принят, но обстоятельства вынудили пойти на это. Ахейцев не интересовал мелкий выкуп; им нужны были все богатства Трои. Ломались вековые традиции освящённые Богами.

Ахейские вожди опять совещались.

* * * * *

Послы Трои прибыли к дорийским вождям с богатыми подарками. Суровые дорийцы мало ценили богатые дары, но любили оружие, особенно греческие мечи и щиты. Их собственные луки не уступали греческим, но наконечники стрел и копий из высококачественной бронзы, особенно изготовленные в Малой Азии и греческое оружие, они очень ценили.

С троянцами у дорийцев были постоянные контакты и не всегда дружелюбные отношения. Дело было в том, что дорийские племена не признавали рабства. Пленных они либо отпускали, либо убивали, особенно тяжелораненых; лечить и кормить их считали ненужным. В Трое же процветало рабство, и среди рабов немало было дорийцев. Троянцы старались захватить в плен юношей, которые уже прошли воинскую подготовку. Они становились хорошими воинами. Чтобы у них не было желания сбежать, им создавали приличные условия жизни. Но они оставались всё равно бесправны; за ними внимательно следили. Кое-кто из них всё-таки возвращался домой. Они вносили в быт и верования своих племён некоторые новшества. Это не нравилось старейшинам и вождям, а в особенности жрецам. Но перемены постоянно проникали в жизнь дорийцев.

Почти вслед за троянскими появились и послы от ахейцев. С ними дорийцы тоже хорошо были знакомы. Особым уважением у них пользовалась Спарта. Воины уважали воинов. Последнее время в спартанской армии появились дорийские юноши. Они были выносливы и сильны не менее чем спартанцы и хорошо привыкали к дисциплине и порядку в спартанской армии.

Из трёх посланцев Агамемнона двое были дорийцами из Спарты.

Они пришли к другим вождям, не тем, у кого появились троянцы. Их приняли как друзей.

Дорийские старейшины, посовещавшись между собой, отправили троянских послов домой с миром, но без обещаний. На призыв же ахейцев откликнулись охотно. Собрали небольшую дружину в семьсот воинов. Во главе сам вызвался встать молодой вождь по имени Гектономис. Ему было восемнадцать лет, и он жаждал подвигов и славы. Его уже знали как воина и вождя. Старейшины решили, что молодой дружине с молодым вождём будет полезно повоевать. К началу лета они обещали прибыть под стены Трои.

Подступала осень. Блокада города так и не получилась. В северной части между проливом и ахейскими позициями сохранялось свободное пространство. Туда выходили небольшие патрули, которые должны были перехватывать попытки прохода караванов с товарами и посланцев. Но уже два раза патрули встречали большие отряды охранения и понесли потери.

Троянцы совершали вылазки из города крупными силами. Произошло несколько сражений. Одна из таких вылазок чуть не закончилась взятием ахейцами ворот. Ахейцы начали устраивать недалеко от ворот засады. Они под покровом ночи прятали целые отряды недалеко от стен. Когда троянцы удалялись от ворот, на них нападали сзади. В ответ на это троянцы тоже шли на хитрости. Они выпускали небольшой отряд, а когда он подвергался нападению сзади, из ворот выходил ещё один большой отряд и ахейская засада сама оказывалась в ловушке и перебита.

Такие сражения и обозначали все военные действия весь сентябрь и октябрь.

Большая часть ахейского войска бездействовала, а вожди не предпринимали никаких серьёзных действий. Они посылали свои вызовы на поединок то Гектору, то самому Парису, но ответа не получали. Ахейские лазутчики иногда проникали в город и приносили оттуда вести.

Финикийские корабли временами уходили на неделю или больше. Однажды они пришли не все и сильно потрёпанные штормом.

В лагерь Агамемнона пришёл оборванный и измождённый человек. Он оказался греком с острова Лесбос и рассказал, что финикийцы занимаются грабежом на греческих берегах. Они нападают на небольшие прибрежные посёлки, грабят жителей, а молодых мужчин продают в рабство в Киликию.

Агамемнон созвал вождей и дал им выслушать несчастного. Ахилл потребовал перебить финикийцев. Его поддержал и Большой Аякс. Спорили долго, но всё же решили вызвать финикийских старшин и предложить им оставить в главном лагере тридцать заложников, по два с каждого корабля.

За финикийцами отправились Одиссей и Патрокл с отрядом в пятьдесят воинов. Общего вождя у финикийцев не было. На каждом корабле был свой старшина, который командовал кораблём и отрядом воинов на нём.

Старшины не хотели идти на разговор, но подчинились силе. Они отрицали своё пиратство в греческих водах. Заложников всё же вынуждены были дать.

Через некоторое время среди ночи они тихо подняли паруса и, бросив своих товарищей, ушли в море. Больше их не видели.

Заложники клялись, что будут честно воевать и их пока оставили в покое, передав в отряд родосских воинов.

Начались нескончаемые ноябрьские дожди. Настроение в ахейском лагере было унылое. Появились больные.

В первый же солнечный день, когда ахейцы сушились и отдыхали от плохой погоды, из двух ворот Трои появились два крупных отряда и ринулись на ахейцев. Сражение длилось почти до вечера с переменным успехом. В начале боя ахейское войско потеряло много воинов. Сражение шло жестокое. Троянцев тоже много полегло на поле боя. Они начали постепенно отступать к воротам города. Ахейцы наседали и могли на плечах ворваться в город. Но, постепенно, их натиск ослаб. Уже под стенами троянцам пришлось только прикрываться от стрел и камней пращников. Пострадали от пращников и жители Трои, которые со стен смотрели бой.

Обсудив положение и посчитав жертвы, ахейские вожди посадили воинов на корабли, и отошли к острову Эврос. Некоторые отряды на зиму отправились по домам. Было решено, что весной все соберутся здесь снова.

* * * * *

Надо было строить на острове зимний лагерь. Остров маленький и расположить на нём всё войско и прокормить его, когда в зимние шторма доставить продукты с большого берега будет невозможно, невероятно трудно, решили большую часть войска переправить на другой берег пролива и построить там большой укреплённый лагерь. Для этого опять нужно было просить о помощи дорийцев.

Там, в главном лагере, должна будет разместиться ставка Агамемнона. На Эвросе же будет второй лагерь, где останутся спартанцы с Менелаем, Одиссей со своей дружиной, Ахилл и Патрокл со своими людьми.

Лагерь расположили в северо-восточной части острова. Здесь была небольшая, но удобная для кораблей бухта. Левый фланг прикрывался утёсом, круто обрывающимся к воде и закрывающим бухту от северных ветров, а лагерь от возможного нападения. К востоку от бухты берег постепенно понижался и переходил в песчанно-каменистый пляж. Дальше, в двух километрах от бухты, в море впадала река, небольшая и быстрая. Лагерь разбили в трёхстах-четырёхстах шагах от берега. Со стороны моря перед ним вырыли ров, глубиной больше человеческого роста и отвели в него реку. Теперь она небольшим водопадом выплёскивала свои воды в бухту и защищала лагерь от внезапного нападения. За спиной воинов была каменистая гряда, спуститься с которой было не так просто. По руслу реки можно было выйти в долину, уходящую к противоположному берегу острова. Долину перекрыли частоколом и держали там постоянный отряд. За морем с утёса всё время велось наблюдение.

О том, что делается на острове, троянцы, наверняка, знали от привозящих продукты купцов, да и в посёлках на той стороне острова они имели своих людей. Жители этих посёлков занимались рыбным промыслом. Были здесь и небольшие торговые склады троянских купцов. Остров был удобно расположен для торговых связей Трои с островами Эгейского моря. Поэтому среди рыбаков были помощники троянцев. Это беспокоило ахейцев.

Вожди и воины побогаче раскинули свои шатры и палатки в левой части лагеря над бухтой. Остальное воинство рыло землянки. Размещались в них пять, семь, иногда десять человек. Были землянки и на двоих-троих. Каменистая почва поддавалась трудно, поэтому рыли не глубоко; в основном врывались в землю чуть выше колена. Поближе к реке и пляжу почва была легче, но всё равно закапываться в землю не было принято. Основная часть строения была над землёй. Стены строили из любого доступного материала. Из посёлков привозили и продавали жерди, палки и другой материал. Расположенный неподалеку лесок берегли на дрова.

Троянцам было проще. Они могли разместить в городе и хорошо снабжать большое войско. К тому же имели возможность в нужное время получить подкрепление от соседей, если сумеют договориться с ними.

Правда, в Трое тоже всегда были ахейские лазутчики. Но в условиях зимнего моря, сообщения могли вовремя и не дойти.

Пришли сообщения, что финикийцы опять нападают на греческие поселения и суда. Они знали, что греческая армия под Троей и в Эгейском море некому им дать отпор. Пришлось послать часть микенского флота в родные воды нести патрульную службу. Островитяне Родоса, Самоса, Лесбоса и других греческих земель вытряхивали кошели на строительство новых кораблей. Нужно было оберегать теперь себя от морских хищников самим.

Декабрь и часть января были холодными. Почти месяц шёл снег. Он покрыл лагерь белым одеялом. Только дымы от очагов, да протоптанные тропинки выдавали присутствие армии. Шатры вождей и те стояли покрытые снежными шапками.

Вожди, посовещавшись, отдали строгий приказ - все отходы выбрасывать за территорию лагеря в сторону моря. Туда же бегали и по естественной нужде. Понимали, что чистоту лагеря нужно беречь.

Зимой заботы были о поддержании тепла, еде и досуге.

В середине февраля резко потеплело; в два дня снег шумными потоками скатился вниз, и через три-четыре дня под лучами солнца земля высохла. К марту всё было в зелени и цветах.

* * * * *

Одиссей двумя кораблями отправился в главный лагерь к Агамемнону.

На длинном и узком полуострове лагерь располагался в нескольких удобных для жизни и обороны местах. Правда, всерьёз об обороне не заботились. Напасть на такую армию малыми силами никто бы не отважился, а большую армию скрыть на подходах с моря было невозможно. С севера по полуострову могли скрытно пройти только дорийцы, но они были союзниками.

Отряды из разных полисов и островов жили раздельно, но общались постоянно. Вожди жили широко, много времени проводили в совместных пирах и увеселениях. Временами устраивали охоту на кабанов или оленей.

В перерывах между штормами и туманами, когда корабли могли быстро пробежать до ближайших островов, в лагерь привозили вино и продукты. Разворотистые торговцы снабжали войско по недорогим ценам неходовым и подпорченным товаром и по более высоким - всем, что находило повышенный спрос.

Суда на зиму были вытянуты на берег и стояли по всему побережью там, где были пологие пляжи, уперев в небо голые мачты.

Одиссея встретили с радостью, как самого дорогого гостя. За зимние месяцы Агамемнон только однажды получил послание от брата Менелая.

Теперь он был уверен, что такой большой и сильный отряд, который перезимовал на Эвросе, в боевом настроении и рвётся сражаться. Спартанцы Менелая были дороги войску, да и вообще, на острове были лучшие силы ахейского войска. Их там было около пяти тысяч.

Прибытие Одиссея было отмечено большим пиром, перед которым были принесены обильные жертвы Богам-Олимпийцам.

Вскоре появились гонцы от дорийцев. Они подходили с севера отрядом в семьсот молодых воинов. Гектономис - их предводитель, был молод и горяч. Он рвался в бой, а ещё больше старался получить похвалу известных всей Греции героев. Он очень быстро сошёлся с Одиссеем. Оба они были гостями в лагере, и царь Итаки старался подчеркнуть их равное положение.

Вожди решили, что надо приветствовать стремление молодой дружины дорийцев к бою.

Их первыми переправили через пролив и высадили чуть севернее Трои.

* * * * *

Гектономис со своими бойцами неожиданно для троянцев напал на большой обоз с немалой, но не готовой к бою, охраной. Это произошло на виду у города. Со стен видели сражение. Когда на выручку обозу вышел большой отряд, нападающие рассыпались, как будто их и не было. Местность здесь позволяла такие партизанские действия, а дорийцы это умели делать мастерски. И вот сюрприз! Приам был раздосадован. К тому же, появление дорийцев говорило о том, что война будет продолжаться всерьёз.

Это подтвердилось очень скоро. Через несколько дней ахейская армия начала высаживаться на берег. Казалось, что она стала даже многочисленнее.

А дорийцы, разделившись на несколько отрядов, разоряли троянские земли.

Лагерь ахейское войско развернуло очень быстро. Палатки вождей теперь обнесли защитным рвом и даже бревенчатым частоколом. Через пять дней блокировали город со всех сторон, и даже в море нёс службу отряд кораблей. Троянцы должны были понять, что намерения ахейского войска серьёзны, и подумать о компромиссе.

Одиссей вызвался сам сходить в город под чужой личиной, и постараться уговорить Приама решить спорный вопрос мирным путём. Менелай был согласен на возвращение только Елены, без увезённых ею богатств. А о рабах и прислуге речь даже не заходила.

Связаться с троянцами было просто. Были тайные тропы, лазейки и места для встреч.

Одиссея встретили у ворот и пропустили в город и дворец тайно. Приам был рад встрече. Разговор получился спокойный деловой. Условия, предложенные ахейцами, были выгодными. Казалось, удастся договориться. Дело было за Парисом. Он пришёл и с порога заявил, что Елену не отдаст никогда. Слуг и часть богатств, которые по праву были собственность Менелая, он был согласен отдать... Но, Елену...!

Одиссей по собственной инициативе предложил решить вопрос поединком. Такой способ сразу бы решил все вопросы. Но на это Парис ответил смехом и ушёл. Одиссей заметил, что и Приаму это не по душе. Но на ответ царь Иллиона попросил два дня. Если предложение будет принято, он сам выйдет на городскую стену сообщить об этом.

Ответа не дождались!

А войска рвались в бой. Зимний отдых и безделье надоели. К тому же все знали, как богата Троя. Взятие города сулило огромные трофеи.

Начали готовиться к штурму. С восточной стороны, где к городу ближе всего подступали холмы, начали делать насыпной переход к стене. Земля здесь была каменистая и тяжёлая. Работали по ночам, чтобы лучники со стен не могли прицельно стрелять по работающим.

С разных сторон пращники закидывали город горящими камнями. Пожары в городе полыхали почти каждую ночь. Это выводило троянцев из равновесия. Несколько раз они пытались выходить из города и атаковать ахейские отряды. Но ахейцы громили эти вылазки, и каждый раз пытались прорваться в открытые ворота.

От верных людей в городе было известно, что троянцы заранее не сумели договориться с соседями-союзниками о помощи. Они должны были послать своих гонцов. Это стало сложно, но всё же к середине лета троянцы рассчитывали на подкрепления.

Агамемнон торопил со штурмом. Остальные вожди тоже были настроены побыстрее закончить войну победой.

Троянцев очень беспокоил растущий вверх и заметно приближающийся каждую ночь к стене земляной вал. Они знали, что ночную вылазку для того, чтобы разрушить это сооружение, сделать очень трудно; да и успеха большого она не принесёт.

Готовились к отражению врагов на стене. Край стены в этом месте оборудовали наклонёнными в сторону противника кольями. У защитников появились длинные прочные шесты для сталкивания штурмующих. Готовили камни и факелы. Ожидали ночного штурма. На правом и левом краях предполагаемого штурмового участка построили деревянные укрытия для лучников, которые должны были стрелять по нападающим с флангов. Подготовка шла быстро; быстрее, чем возведение земляного вала. Когда для завершения работ ахейцам надо было ещё три-четыре дня, троянцы уже были готовы к отражению опасности.

Но нервы у защитников города не выдержали ожидания. Они уговорили Приама разрешить ночную атаку на ахейцев. Агамемнону об этом сообщили из города верные люди, и ахейцы встретили нападающих прямо в воротах. И только темнота ночи, да, может быть старания Богов, не дали ахейцам ворваться в город.

С близкого уже к стене земляного вала в город полетели зажжённые камни. Всегда готовые к бою спартанцы попытались забраться на стену по длинным шестам, но горящий деревянный козырёк стены и вовремя подоспевшие защитники не дали им этого сделать.

Спартанцы рвались в бой и своим нетерпением заразили всё войско. Самые отчаянные пытались уговорить вождей идти на приступ прямо в то же утро. Но вожди не пошли на эту опасную авантюру. Следующую ночь и ещё одну достраивали земляной вал.

Совет решал, когда начать штурм. Знали, что в городе сильное войско и оно готово к отражению штурма. Решили его потомить ожиданием. А по ночам с готового уже вала, который был вровень с крепостной стеной, закидывали город зажжёнными камнями и стрелами. Пожары выжгли все строения вблизи стены. Защитникам города приходилось проводить дни и ночи ожидания среди пепелищ и огня на виду у ахейцев, ожидая в любой момент атаки.

Штурм начали в середине ночи после обычной теперь уже операции с дождём из горящих камней. Первый вал нападающих быстро ворвался на стену и завязал схватку. Небольшой отряд смельчаков прорвался со стены в город и пробивался к воротам. Но, постепенно, защитники города оказывали всё большее сопротивление и овладевали позициями. Пожары освещали стену и давали возможность лучникам из своей засады на стене и снизу из города разить нападающих.

Прорвавшемуся в город отряду не удалось добраться до ворот. Это были спартанцы, но даже с их опытом и выучкой не удалось прорваться через городские кварталы. В узких улочках их постепенно становилось всё меньше. В конце концов, их перебили всех до одного.

На стене уже образовались кучи тел. И это были в основном ахейские воины. Троянцы уступили стену и разили нападавших стрелами и камнями. Вал за валом накатывались на стену, но встречали не врага, а его стрелы и камни.

Атаки прекратились, когда ещё не начало светать.

Первый штурм оказался неудачным. Потери были велики. Стало ясно, что таким образом город не взять. Защитников много и на узком участке стены они могут свободно контролировать ситуацию, в нужный момент подтянуть резервы и оказать помощь там, где необходимо.

Надо было обязательно растянуть их по нескольким направлениям!

Насыпать земляной вал в нескольких местах было долго, а лето уже подходило к середине. Если к троянцам прибудут подкрепления, война переменится и в окружении могут оказаться уже ахейцы. Египетские воины подсказали ещё один путь. Они использовали для овладения воротами городов деревянные тараны. Вскоре с Родоса прибыли два кедровых ствола с окованными бронзой торцами. Их можно было разгонять по каткам и разбивать ворота. До поры это устройство держалось в секрете даже от своих. Огромные брёвна, накрытые тканью, лежали на берегу, вызывая недоумения войска.

Обрадовала вождей и ещё одна новость. Севернее города высадились на берег ещё два отряда дорийских воинов по двести человек. Они прочёсывали окрестные земли, оставляя за собой пустыри и пепелища. В момент штурма они обещали прийти под стены города. А пока, стремительно перемещаясь, эти отважные воины доходили до хеттских владений. Они и сообщили о том, что в сторону Трои с востока движется хеттское войско, небольшое, но имеющее колесницы. Видели среди них и всадников. Это были кочевники с севера - то ли скифы, то ли аланы. Войско разбило лагерь в двух дневных переходах. Между их лагерем и ахейским всё время рыскали конные разъезды. Это были разведчики или сторожевые посты. Они быстро уносились в сторону лагеря, стоило появиться на горизонте хотя бы десятку ахейских воинов.

Их намерения надо было выяснить.

Сестра Сфенела была замужем за одним из приближённых хеттского царя, и у него было много знакомых среди знати хеттского царства. Решили послать Сфенела. Его миссия принесла надежды на то, что войско не выступит против ахейцев; оно будет выжидать.

У городов ахейского союза с хеттами были давние торговые связи, а политических и территориальных проблем не имелось. Земли же Трои граничили с хеттами и, в случае поражения троянцев, могли стать лёгкой добычей для азиатов. Если же побеждать будут троянцы, можно было им помочь и пограбить ахейцев без больших сложностей. Это было понятно!

Агамемнон позвал к себе Гектономиса и просил, чтобы дорийцы посматривали за поведением хеттов, но не задирали их... пока! Молодого дорийца порадовало это "пока"; лагерь хеттов был лакомой добычей.

Ко второму штурму готовились тщательно. Отряды рассредоточились вокруг города так, чтобы могли помочь друг другу там, где наметится успех или понадобится помощь. Тараны в большой секретности доставили к двум воротам, но в Трое о них уже знали. Там эти ворота старательно укрепляли, а на стенах у ворот приготовили огромные камни и прикрытия для лучников.

Штурм начали с рассветом. К воротам подкатили тараны и начали бить размеренно и с нарастающей силой. Воины, толкавшие тараны, были прикрыты большими тростниковыми щитами, политыми водой и маслом, чтобы их было трудно поджечь, и попадавшие камни и стрелы соскальзывали в сторону. Лучники и пращники метали свои поражающие орудия в защитников на стенах. За ними, чуть в удалении, стояли в боевом облачении, блестя панцирями и шлемами, отряды. Копья и мечи в их руках при восходящем солнце блестели наточенными смертоносными жалами.

Со стен над воротами посыпались первые камни. Несколько крупных валунов словно бомбы встряхнули землю. Первые жертвы пали с той и другой сторон. Первые крики, стоны раненых нарушили утренний покой.

У земляного вала тоже раздавался звон бронзовых мечей и шло кровопролитие. В первых рядах опять были спартанцы. Среди них было много добровольцев из дорийских отрядов. Здесь на стене шла жуткая кровавая работа. Люди молча, с яростью, убивали друг друга.

Спартанцы уже несколько раз сбивали со стены защитников города, но тут же оказывались под градом стрел и камней и отступали. Наконец, они соорудили специальные защиты и под их прикрытием начали спускаться со стены в город и отвоевали значительный плацдарм. Постепенно на нём оказался сильный отряд. Но стоило подкреплению немножко задержаться, и на стене снова оказались троянцы.

Десант начал пробиваться к воротам. Из лагеря с другой стороны к этим воротам тоже подошёл отряд ахейцев и, не вступая в активную перестрелку, стал ждать, когда откроют ворота.

Ворота открылись, но это сделали троянцы. Они большим отрядом выкатились из ворот и с яростью набросились на ахейцев. Те дрогнули и отступили. Теперь горстка отчаянных спартанцев, пробившихся через городские кварталы к воротам, оказалась между двумя жерновами. В открытых воротах их встретил возвращающийся из атаки отряд, а сзади на пятках висели преследователи.

День шёл к вечеру. Напряжение боя начало спадать. Воины устали.

Одни ворота постепенно разлетались в щепки под ударами тарана. Но, когда за ними открылся вид на город, картина не обрадовала штурмующих. За воротами была вырыта глубокая яма. На её дне стояли заострённые колья, а за ней возвышался земляной вал и на нём, прикрытые щитами, стояли лучники. Их залп свалил в яму нескольких нападающих. Остальные попятились и отошли от ворот под защиту соратников.

Вторые ворота ещё не сдались тарану. Здесь атака несколько раз срывалась. Огромные камни, летевшие в штурмующих, несколько раз заставили менять воинов у тяжёлого бревна. Камни приходилось убирать под градом стрел и камней со стены. Убитых и раненых тоже надо было убирать. Их было много, а успеха видно не было.

Когда стало темно, у разбитых ворот, возобновилась работа. Ахейцы скинули в яму остатки разбитых ворот и начали скидывать на них всякий хлам.

Троянцы в ответ облили всё это маслом и подожгли. Горело ярко, и воротный проём был хорошо освещён. Через огонь можно было слать стрелы. Некоторое время шла перестрелка, но в неверном свете пламени кострища это был лишний расход стрел. Вскоре огонь стал чахнуть и стрелки отошли в разные стороны.

Утром в открытых воротах на удивление и ужас троянцам появилась изгородь с привязанными к ней трупами троянских воинов. Это сооружение приблизилось к самому краю ямы. Из-за него в яму начал сыпаться всякий хлам. Стрелять в трупы своих товарищей троянцы не посмели. В течение часа яма была засыпана. Затем, эта своеобразная защита, тоже была опрокинута в яму, а за ней встали ряды ахейского войска. Ахейцы пошли на приступ. С воем, они двинулись на ощетинившийся копьями земляной вал. Со стены на их головы полетели глиняные кувшины с горящим маслом. Боевой клич смешался с воплями горевших заживо людей. Пространство за воротами опять, второй раз за эти сутки, превратилось в костёр.

Ахейская волна отхлынула от стены. За ней с отставанием бежали, падали, ползли живые факелы. Вскоре большинство из них осталось догорать там, где их покинули силы. Только несколько страдальцев сумели добежать туда, где с них сбили пламя их товарищи.

Лёгкий ветерок разносил по полю боя запах горелого мяса и пепел.

У других ворот события разворачивались не менее драматично. Сначала троянцы пытались поджечь тростниковое прикрытие ахейского тарана зажжёнными стрелами. Потом начали бросать глиняные пифосы с горящим маслом. Но это не принесло успеха. Ахейцы быстро справились с огнём и продолжали долбить ворота. Тогда троянцы, видимо для устрашения врага, сбросили на головы осаждающих трупы троих убитых во вчерашней атаке, спартанцев. Они сделали ошибку. Ахейцы, разъярённые таким зверством, вложили в таран всю свою ярость и возмущение. Через полчаса ворота стали с треском разлетаться. За ними тоже была яма с копьями. Но это не остановило натиск. Ахейцы ворвались в город. Здесь у ворот началась кровавая бойня. В это же время с земляного вала через стену тоже сумел пробиться ахейский отряд. Слыша звуки боя слева от себя, ахейские воины стали пробиваться на соединение со своими вдоль стены. Это им удавалось. Отряд прорезал ряды защитников города. Они проходили улицу за улицей, оставляя лежать трупы троянцев. До ворот и своих товарищей, прорывающихся в них сквозь град стрел, оставалось уже недалеко. Но в это время сбоку из прилегающей улицы им на плечи сверху хлынули, блестя латами и шлемами, отборные троянские латники. Они в несколько минут смяли небольшой ахейский отряд и через ряды своих защищающихся товарищей потоками вылились в площадь перед воротами. Прорвавшихся в город ахейцев как будто выдавили через ворота обратно за стены. Ров наполнился трупами. В воротах встала живая стена, ощетинившаяся копьями и прикрытая высокими азиатскими щитами. Через их головы летели стрелы.

Ахейцы еле успели откатить свой таран. Они были ошарашены таким оборотом дела. Ярости для следующего напора у них не хватило. Понемногу ахейское войско откатывалось к лагерю, принимая меры к отражению возможной ответной троянской атаки. Но троянцы не решились дать бой за стенами. Всю ночь и в городе и в лагере перевязывали раны, собирали убитых.

Утром ахейцы не возобновили штурм, хотя боевой пыл не утих совсем.

На стену города вышел посланец царя Приама. Он предложил обменяться телами погибших. Троянцы вынесли и уложили за воротами трупы ахейцев. Им дали спокойно собрать своих товарищей и после этого унесли хоронить вдали от города воинов с разных концов Греции.

Старались хоронить соплеменников вместе. Так, дорийцы предали земле своих воинов на вершине холма и поставили над ними пирамиду из камней. Жители Родоса покрыли общую могилу каменными плитами, привезёнными на кораблях с родины. Спартанцы сложили тур из камней над общей могилой на невысоком песчаном холме.

Воины с Итаки за эти два дня не понесли ни одной потери, хотя были всё время в центре сражения. В первый день они были со спартанцами на земляном валу, а во второй - у первых ворот. Боги берегли их жизни. Правда, раны имели почти все. Сам Одиссей имел большую, но не глубокую рану от стрелы на бедре и две глубоких вмятины от камней на шлеме.

От ворот во второй день битвы он вернулся весь во вражеской крови. В крови был даже гребень из конского волоса на его шлеме.

Он привёл от ворот пленника, крепко связанного верёвкой. Это был один из племянников Приама - Сикомус. За него можно было получить большой выкуп. Юноша увлёкся погоней, и Одиссей очень ловко накинул на него петлю. Дальше ему не составило труда взвалить несчастного на плечи, и только за пределами досягаемости троянских стрел Одиссей поставил его на ноги. Он, смеясь, поблагодарил пленника за то, что тот хорошо прикрывал его спину от стрел и камней. Молодой пленник плакал от позора и огорчения.

На второй день явились посланцы договариваться о выкупе. Это были дядя по матери и старший брат Сикомуса. Родители не хотели ждать, когда у троянцев появится пленник соответствующего ранга, чтобы его можно было поменять на сына. Это могло произойти не скоро. Они согласны были заплатить за него, как велось, серебром по весу сына. Достались Одиссею богатые доспехи и оружие. Он был согласен включить их вес в цену юноши. Остальную часть цены он брал с условием, что юноша в этой войне не будет принимать участия.

Одиссей получил в уплату несколько дорогих чаш из золота и серебра, прекрасную бронзовую курильницу на дорогом треножнике. В благодарность за быстрое решение вопроса родители в подарок прислали несколько пифосов отличного вина и молодую красивую рабыню.

Девушку звали Гета. Она была родом с острова Крит. Её ещё ребёнком продали в Трою финикийские пираты. Она выросла в доме вместе с дочерями хозяина, получила хорошее воспитание, играла на кифаре, пела, танцевала. Но она была рабыней и то, что сыновья богатых родителей не оставались к ней равнодушны, создавало некоторые сложности в доме. Поэтому сейчас хозяевам представился удобный случай от неё избавиться.

Через три года Одиссей отпустит её на родину, одарив приданым, которого ей должно хватить на замужество и благополучную жизнь.

Расстались с Сикомусом почти по дружески. Он эти три дня жил в палатке Одиссея, и обижаться на хозяина ему было глупо. Вражды между ними не было, и быть не могло, а военные игры велись по правилам, которые были известны обоим. Правила нарушены не были; обид быть не должно. Юноша переживал за свою оплошность и сетовал на неопытность. Одиссей как мог его утешал. Да и оказаться личным пленником такого воина как Одиссей было большой честью.

Дорийцы сообщили, что во время штурма хеттские отряды подошли совсем близко к ахейскому лагерю. Это могло представлять опасность; их намерения были неизвестны. Несмотря на договоренность, они могли напасть на лагерь. Незащищённый лагерь ахейцев во время штурма представлял неплохую добычу. Пришлось развернуть войско в их сторону и выдвинуть вперёд сильный отряд.

Хетты быстро отошли так, что высланное для переговоров посольство их не застало на прежнем месте. И на расстоянии дневного перехода разведчики их тоже не обнаружили.

Но Агамемнона это их поведение всё же беспокоило и он просил дорийский отряд проследовать в этом направлении; тем более что после неудачного штурма дорийцы опять пустились в свободный поиск добычи по окрестным землям.

К концу августа они сообщили, что на севере появились небольшие отряды конников, то ли скифов, то ли колхов. Они не приближались к Трое, а как степные хищники кружились вблизи возможной добычи.

Маневры ахейской армии забеспокоили троянцев. Об этом доносили из города свои люди. Значит с хеттами у троянцев не было связи. Это успокаивало - союзников у Трои пока не было.

В первый день осени Агамемнон собрал у себя на совет всех вождей ахейского войска. Нужно было обсудить дальнейшую тактику военных действий. Было ясно, что при сложившемся соотношении сил, рассчитывать на успешный штурм не стоит. У троянцев хватает военной силы и решимости не сдавать город, зная, что он в этом случае подвергнется разграблению. И уступать требованиям ахейцев им тоже не так уж необходимо. Они считали, что им надо продержаться ещё пару месяцев, а там дело пойдёт к зиме, и обстоятельства опять изменятся в их пользу.

Это понимали ахейские вожди. После долгих споров и обсуждений они решили усилить блокаду так, чтобы и мышь не проскочила. К весне город исчерпает все запасы и тогда можно будет предпринять новый штурм. Значит, армия на зиму остаётся под стенами города. Лагерь осаждающих начал всерьёз готовиться для зимней блокады.

Когда это решение стало известно троянским вождям, им было о чём задуматься. Гектор предложил подготовить со всей тщательностью и предпринять мощный удар на центральную часть лагеря, где была главная ставка. Удачная операция может заставить ахейцев снять блокаду и уйти, как прошлой зимой. Прошлогодняя неудачная попытка такого рода должна быть учтена. Напасть нужно неожиданно и большими силами, но при этом не забывать об обороне ворот, которые могут подвергнуться нападению. На случай неудачи или неполной удачи ворота и их охрана должны будут помочь отступающим. Нельзя допустить больших потерь в случае неудачи. Ведь блокированному городу неоткуда будет взять подкрепления, а у ахейцев всегда могут подойти резервы. Успешно проведённая операция позволит городу получить подкрепления и спасёт его от голода, а может быть, и заставит ахейцев прекратить войну.

Учитывая, что провести подготовку в тайне от ахейских шпионов не удастся, придумали несколько мероприятий обманного характера. Уничтоженные при штурме ворота быстро восстанавливались, и на стенах готовился запас камней и пифосов с маслом для отражения штурма. Вблизи ворот расположили сильные отряды, как бы для защиты ворот на случай очередного штурма. У северных ворот разместили ещё один большой отряд, якобы для атаки на более слабые ахейские позиции с той стороны города. Все эти мероприятия должны были обмануть ахейцев и их соглядатаев в городе.

Но ситуация на самом деле была очень сложной. Недоброжелатели Приама и его семейства, когда-то обиженные царём или его многочисленными родственниками, а таких было немало, в основном люди близкие к царскому дворцу, не считали зазорным для себя помогать ахейцам. Были среди них и претенденты на трон древнего Иллиона. Они рассчитывали на помощь Агамемнона. Так что информация у ахейских вождей была из кругов близких к трону.

Для Елены жизнь в осаждённой Трое не была спокойной. Любовные страсти пришли к концу. Красавец Парис уже не уделял ей того внимания, к которому она привыкла. Он был мужчиной ветреным и непостоянным. Его любовные утехи на стороне не оставляли красавицу - спартанку равнодушной. Население города с началом войны стало относиться к ней открыто враждебно. Любимое развлечение - пронестись на колеснице, запряжённой четвёркой лошадей, по городу и потом по дороге вдоль моря, было невозможно. Скука одолевала её. Во дворце тоже досаждали косые взгляды.

Во время первого ахейского штурма она даже взяла лук и вышла на стену; думала, что это поможет разогнать тоску и, может быть, смирит многих троянцев. Но там она поняла, что в родных ей наступавших спартанцев пустить стрелу не в её силах.

Ей передали письмо от сестры Клитимнестры. Та уговаривала Елену вернуться домой к Менелаю. Для этого можно было найти подходящий повод.

С теми же верными людьми Елена послала в лагерь ахейцев сообщение о готовящейся операции по снятию блокады. План операции ей был неизвестен, но догадаться о главном направлении удара было не сложно. Время операции она предложила подсказать стрелами. Иногда Елена с разрешения мужа стреляла из лука. Сейчас можно было пострелять со стен города в небольшие группы воинов, шныряющие вблизи стен. Чаще всего это были дорийские конники. Вот за ними поохотиться она и выходила иногда. Результаты были неважные - всего два попадания в цель и то с малым эффектом. Один раз стрела отскочила от щита, висевшего на плече. Второй раз поранила ногу коню.

Это всё задевало гордость спартанки. Мужчины во дворце посмеивались втихомолку и не мешали ей развлекаться. Она не скрывалась на стене, зная, что в неё стрелять не будут. Это-то она и предложила использовать для сигнала. Когда она узнает, сколько дней осталось до вылазки, пустит соответствующее число стрел.

За четыре дня до назначенного срока она пустила четыре стрелы и последняя попала в молодого дорийца. Уходила со стены Елена с неприятным чувством в душе; то ли ей было жаль молодого воина, то ли её грызли сомнения в правильности своего поступка.

Гектор сам повёл ударный отряд. Предусмотрел он и тот вариант, что ахейцы всё-таки знали о готовящейся операции. На этот случай за стенами задержался второй крупный отряд. В случае неудачи он должен был подождать и прикрыть отход к воротам основных сил. Больших потерь троянцы себе позволить не могли.

Очень скоро стало ясно, что ахейцы готовы к бою. Они сразу же потеснились назад и даже побежали. Но паники не было заметно в их рядах, и на обоих флангах троянцев появились готовые к бою отряды. Бой уже начался. Ахейцы пока защищались, отступая и давая выйти из города всей армии Трои. Казалось, они приветствовали это сражение и давали развернуться ему во всю ширь.

Троянцам это было не выгодно и даже опасно. Гектор приказал трубить отход.

Сигнала как будто ждали ахейские отряды на флангах. Они стремительно надвигались с двух сторон на троянское войско, не давая ему отходить. На небольшом пространстве дрались насмерть сотни людей. С обеих сторон, когда падал один из-за его спины вставал другой воин. За спинами оборонявшихся в сторону ворот ползла человеческая река. Некоторым приходилось вливаться из неё в сражающиеся стены коридора. Потом стенки в некоторых местах рухнули, и битва шла на всём пространстве.

Гектор пытался контролировать ситуацию. Он со своим отрядом находился где-то в середине этого побоища. Вдруг, недалеко от себя, всего шагах в тридцати он увидел поднятый знак Ахилла. Это был золочёный сокол с распростёртыми крыльями и длинный чёрный конский хвост под ним на окованном бронзой шесте. Означало это вызов на поединок.

Проиграть поединок в таком сражении означало отдать на позор и разгром всю армию. Такого допустить он не мог. Лучше было не заметить вызова.

У западных ворот, которые охранялись всего тремя воинами, а ахейцы располагались в лощинках за небольшим лесом, всегда было спокойно и тихо. Дважды через эти ворота выходили разведчики, но один не вернулся, а второй принёс сведения, что охраняются все тропинки и дорожки, ведущие из города.

В этот день из-за леса вдруг показался отряд и быстро по каткам-брёвнам доставил к воротам таран. Командовал этим отрядом сам Одиссей. Для троянцев всё произошло так неожиданно, что они не сумели даже помешать ахейцам. Те несколько лучников, которые вышли на стену стрелять по нападающим, быстро были сбиты пращниками ахейцев.

Таран начал равномерно колотить в ворота. Долго продержаться они не могли. В этом районе города вблизи ворот были расположены торговые склады. Горожане около них собрались скоро. Начали наполнять песком кожаные и холщовые мешки и закладывать ими ворота. Когда заложили выше человеческого роста, стали засыпать этот завал землёй.

Ворота уже трещали и от них отлетали расколотые доски. Но звук ударов становился всё глуше. Образовавшиеся проломы стали расширять топорами и вскоре наткнулись на земляную стену. Она осыпалась на головы осаждающих и поставила их перед вопросом, что же делать дальше. Одиссей убедился сам в бесполезности продолжения операции. А она была так хорошо и быстро подготовлена. В лесу скрывался большой отряд для прорыва в город. Горожане, проявившие сообразительность, спасли город. У южных ворот тоже всё заканчивалось, хотя день ещё не перевалил за середину. Троянцы, понеся немалые потери, сумели отойти за городские стены. Вскоре пошёл сильный дождь. Он смывал потоком целые лужи крови. По лощинам текли красные ручейки и речки.

Троя до весны осталась заперта от внешнего мира. Запасы продуктов были велики, но не бесконечны. К середине зимы голод даст о себе знать.

В отряде Одиссея были воины с Крита. Опытные строители они обратили внимание на то, что так быстро завалить ворота можно было только песком. Его легко копать, а значит можно сделать подкоп под стеной. Решили прокопать из лесочка ход под один из складов. В него можно будет провести отряд для неожиданного нападения на город изнутри. Эти же воины откроют ворота для всей армии. План был хорош.

Почва действительно была лёгкой. Работа шла быстро. Вынутую землю по ночам относили в лощинку. Всё делали скрытно от троянцев и даже от своих. Надеялись закончить работу до осенних дождей. Но дожди в этом году начались, как назло, рано и шли обильно. Подземный ход начал оползать и заваливаться. До городской стены оставалось немного; но, когда завалило насмерть троих воинов, работу остановили. К весне от подземного хода не осталось и следов. Про него как-то забыли.

* * * * *

Зима тянулась долго. Воины томились неустроенной жизнью. Заниматься им было нечем. Отдельные отряды постепенно незаметно рассосались. Но в основном войско удалось сохранить. Ахейцы понимали, что в городе трудно и очень надеялись, что к весне город сам попросит пощады. Но Троя выстояла. Голодали, но ещё не умирали от голода. Болезни косили людей, но не поголовно. Кое-какие запасы ещё были. А весной начали сажать овощи на всех пригодных для этого местах; даже на крышах домов и амбаров.

Царский дворец в Трое располагался в центре города на невысоком холме. С запада на холм вела широкая каменная лестница. На середине склона она венчалась большой площадкой, где в основном проходили народные собрания, и куда выходил к народу царь. Выше к дворцу вела лестница, постепенно сужающаяся кверху. На выходе на дворцовую площадку по ней могли пройти плечом к плечу пять человек, не больше.

Вход во дворец венчал портик на четырёх круглых беломраморных колоннах. За ним был расположен обширный зал. Пол его был выложен гранитом, а стены были облицованы серым и розовым мрамором. Дверь в правой стене выводила на колоннаду, идущую вдоль всей южной части дворца. Дверь в левой стене выводила в сад, который занимал весь пологий склон холма к северу. Дверь прямо выводила в зал торжеств и празднований. Он был огромен и великолепен. Вдоль боковых стен стояли рядами колонны, покрытые барельефами из жизни Богов и Героев. Стены за колоннами были обшиты деревом дорогих пород. На них располагались чеканные картины из золота с дорогими инкрустациями. Столы из тяжёлого тёмного дерева стояли буквой П. Вдоль них стояли такие же тяжёлые скамьи. Во главе стола стояли два кресла для царской четы, набранные из дерева разных пород и с дорогой отделкой.

Царская чета выходила из покоев через дверь отделанную золочёной бронзой. Открывали дверь чёрные рабы, а охраняли воины либо с Кавказа, либо из Скифии. Послов и высокочтимых гостей царь принимал в небольшом тронном зале, где стояло его дорогое всё в позолоте кресло. Приам приказал поставить сбоку два небольших, но дорогих полукресла, которые для высокочтимых гостей ставились напротив царя.

Этот покой был невелик и отделан камнями цвета морской лазури. Изображение Посейдона было на стене за царской спиной. Это смущало некоторых гостей, ведь Троя не считалась морской державой.

Жилые покои были разнообразны по своей постройке. Это были в основном двухэтажные дома. Они располагались по всему восточному склону холма и переходили в жилые кварталы города. Семья у Приама была большая и родни было много.

На середине южного склона располагался небольшой храм Аполлона. Он был дворцовым храмом.

В царских палатах ещё в середине зимы произошли события, которые не давали покоя никому. Младшая дочь Приама Кассандра после недельного поста и молитв в храме Аполлона принесла откровение Богов - Троя падёт и будет разорена и сожжена.

Кассандра ещё в ранней юности начала пророчествовать. Она говорила о будущем и судьбах людей, но ей никто не верил. Некоторые предсказания сбывались, но всерьёз их никто не принимал.

Кассандра отличалась от всех отпрысков царя. У неё были волосы цвета воронового крыла и тёмные, смотрящие насквозь через людей глаза. Иногда она впадала в такую задумчивость, что не видела и не слышала ничего вокруг себя. В этих случаях её левый глаз начинал косить. Он уходил к переносице, а лицо приобретало выражение блаженной сосредоточенности то ли на чём-то внутри себя, то ли на чём-то очень далеком.

Девушка была хрупкого сложения и не очень любила общение с многочисленной роднёй. С детства она много времени проводила в храме. Жрецы относились очень внимательно к её послушничеству в храме, а в семье её поведение не вызывало особого беспокойства. Но последнее предсказание принесло необычайную тревогу. Когда весной настроение у троянцев, переживших блокадную зиму, стало лучше, грозные слова стали забываться. Но весной Кассандра ещё раз решительно объявила приговор Богов - Троя погибнет!

* * * * *

Весной на северо-востоке опять появились отряды быстрых всадников. По некоторым признакам их считали степняками с севера из-за Кавказских гор. У них на головах были надеты островерхие кожаные шлемы, а на плече висели небольшие кожаные же щиты. Оружие их состояло из небольших тугих луков, коротких копий с широким тяжёлым лезвием и кривых ножей. Ножи были из серого железа. Делали их, по слухам, где-то далеко на востоке.

Эти всадники стремительно нападали из-за какого-нибудь холма или лесочка. Несясь с визгом и свистом, они осыпали свою жертву градом стрел, потом, не покидая сёдел, ловко орудовали копьями и ножами. Если же им давали отпор, они быстро разворачивались и скрывались так же быстро.

За ними охотились отряды дорийцев. Их умение устраивать засады, большие овальные щиты, тяжёлые стрелы и любимые дорийцами боевые топоры на длинных рукоятках давали большое преимущество в схватке. Степняки могли использовать только неожиданность и скорость нападения. Их отряды чаще всего нападали на обозы с продовольствием и небольшие охранявшие их отряды. Но иногда они прорывались и к лагерю, сея панику и унося добычу и пленников.

Эти нападения нервировали ахейцев и отвлекали от основной задачи.

Троянцы, видя это, тоже стали беспокоить противника частыми небольшими вылазками в различных направлениях.

Кое-кто из ахейских вождей стал поговаривать о бесполезности этой войны; отдельные отряды грузились на корабли и уплывали восвояси. Некоторые, правда, обещали прислать замену свежими воинами. Кое-кто даже исполнил обещание.

Третье лето войны протекало в скучных небольших стычках; ничего серьёзного не происходило. К середине лета троянцы окрепли и приободрились. К тому же блокада уже не была столь прочной, и появились тропинки связывающие с внешним миром. "Скучающие рыцари" с той и другой стороны стали вызывать на поединки друг друга. Несколько таких поединков состоялись. Первым на свой вызов получил отклик молодой дорийский вождь Гектономис. Противником его вызвался стать сын Приама от рабыни Лаконид. Он был немного старше дорийца. Схватка их длилась долго и с переменным успехом, но Гектономис одолел всё же противника. Он не стал его убивать, и получил большой выкуп за пленника.

Поединки проходили вне города. С обеих сторон бывало много зрителей. Некоторые из схваток кончались и смертельным исходом. Тогда оружие и доспехи убитого доставались победителю, а тело хоронили свои.

Осенью ахейское войско всё-таки было вынуждено снять блокаду. Многие отряды отплыли по домам. Вожди договорились собраться опять в конце апреля у острова Эврос. Спартанцы Менелая, Одиссей со своей дружиной и ещё несколько отрядов опять решили провести зиму на острове. К войне и опасностям за эти три года привыкли, поэтому укреплять лагерь как в первую здесь зиму не стали. Часто стали посещать расположенные на другой стороне острова посёлки. Жизнь в этих скучающих рыбацких поселениях начала становиться всё более шумной. Сюда стали приходить купеческие суда с товарами; даже бродячие актёры и "весёлые" женщины оседали на острове неделями и месяцами. Вожди смотрели на это сквозь пальцы - людям необходим был отдых от войны. Эти общения к тому же давали возможность получать сведения о жизни в Греции. Даже жёны некоторых воинов отважились появиться в прибрежных селениях. Жить в лагере жёнам не позволили, а поставили небольшой семейный лагерь в удобном защищённом месте в середине острова. Зима не была суровой, и весна началась рано и дружно. В середине февраля пришёл корабль из Микен с сообщением от Агамемнона, что в начале следующего месяца он с большим войском будет на Эвросе.

Они принесли с собой дух родины и надежду на успех в войне.

Одиссей получил сообщение от Лаэрта и подарок от жены. Пенелопа писала, что ей трудно без него и что сын уже стал совсем большой. Она прислала ему талисман-оберег, который ей достался от бабки-спартанки. Талисман охранял жизнь воинов уже больше ста лет. Он был из дерева, и оно давно почернело. Надевался он под доспехи на шею, а изображал зверя чем-то похожего на человека.

Время передышки в военных действиях истекало. К середине апреля собралось достаточно войск для возобновления активной войны.

* * * * *

Троянцы не сидели без дела всю эту зиму. Они хорошо усвоили уроки прежних лет. Город укрепляли и отстраивали заново сгоревшие кварталы. Стены и ворота приводили в порядок. Запасы продуктов пополнили и обновили. Сделали и неприкосновенные подземные склады под храмом на случай новой долгой блокады. Много чего ещё было продумано, учтено и подготовлено.

Однажды до Приама дошли сведения о том, что ахейцы делали подземный ход для прорыва в город. Это была огромная опасность. И где гарантия, что попытку не повторят. Царь обсуждал этот вопрос с близкими и военноначальниками. Мер защиты от такого придумать не удалось, но появилась идея сделать такие подкопы из города за его стены. Через них можно будет незаметно выпускать из города небольшие отряды. Идея принадлежала внуку Приама. Он был юн и, вначале, его не хотели слушать. Но идея сулила многие возможности, и её осуществили. Были сделаны четыре таких хода с хорошо замаскированными входами и выходами. Были приняты все меры, чтобы о них не смогли узнать ахейцы. Иначе это могло обернуться ужасной бедой.

Высадку ахейского войска было решено тоже достойно встретить на берегу. Были мнения встретить врага всеми силами и дать решительное сражение. Но ахейцы в предыдущие годы высаживались в нескольких местах. Растянуть войско на нескольких удалённых друг от друга позициях было опрометчиво потому, что ахейцы могли быстро на кораблях перекинуть в любое место побережья необходимые силы. По суше же это быстро сделать было невозможно. Так город мог остаться без защитников и подвергнуться нападению. Решили проводить мелкие, но чувствительные для врага удары при его высадке. Можно было из засад сделать быстрые нападения, когда будет идти разгрузка кораблей и, нанеся максимально возможный ущерб, отступить. Для этого хорошо было использовать конные отряды кочевых народов. Им обещали хорошо заплатить, но пока шло ожидание операции, они грабили троянские земли и это стоило дорого.

За зиму троянская дипломатия связалась со своими соседями. Старались уговорить их помочь в борьбе с ахейскими войсками. Но Ахейский Союз был богат и силён. Не многие хотели ссориться с могучим соседом. А побитая Троя могла ещё послужить источником богатств для грабителей. Так что, даже те правители, которые обещали поддержку, могли предать в любой момент.

Как ни скрывали троянцы свои засады против высаживающихся войск и планы молниеносных набегов кочевых всадников, ахейские разведчики узнали об этих сюрпризах, готовящихся их войску. Опыт войны научил ахейских вождей осторожности и предусмотрительности.

Первыми на азиатский берег опять ступили дорийцы. Они высадились, как и раньше, севернее Трои и сразу же повели борьбу со степняками, которым стало не до ахейцев и не до Трои. Высадка основных сил шла большими отрядами. Первыми на берег сошли дружины родосцев и критян. Это были опытные морские десантники. Их островные родины давно практиковали такие броски воинов с палубы на берег. Они сразу же обнаружили троянские засады и завязали сражения. За их спиной высадились спартанцы, которые как густым гребнем прочесали всю прибрежную местность.

Потери у ахейцев были; но надежды Гектора и его помощников на то, что трудная и кровопролитная высадка подорвёт дух ахейцев, не оправдалась. Даже наоборот, быстро расправившись с встречавшими, воины были готовы тут же идти на стены города. Ещё не закончилась высадка войск, а уже полетели в Трою вызовы на поединки. Ахейские герои жаждали битвы и славы.

Троя затворилась наглухо и не отвечала. Раз инициативу вырвать из рук противника не удалось, стали ждать его действий.

А действия не заставили себя долго ждать. Ещё не закончив устройство лагеря, ахейцы обнаружили один из тайных выходов под стеной. Они ринулись в проход. У его выхода в городе разгорелась схватка. Напор и наступательный азарт ахейцев был так велик, что они сумели прорваться в город. Но силы были не равны. Ни одному из прорвавшихся не удалось остаться в живых. Назад им было не вырваться. Троянцы опять применили горящее масло. Оно остановило подмогу и отрезало обратный путь.

Некоторые отчаянные смельчаки попытались забраться на стены по верёвкам. Они забросили на верх стены крючья-якоря и по верёвке, упираясь в стену ногами или на одних руках поднимались наверх. Снизу их товарищи обстреливали стену из луков так, что сбить якорь или обрубить верёвку было сложно. Но, когда воины достигали верха стены, их сталкивали палками или сбивали стрелами и камнями. Применяли даже простой песок; в показавшееся лицо можно было швырнуть горсть песка. Ужасней всего было, когда в лицо плескали горячее масло.

Стихийно возникший штурм не удался. Стены хорошо защищали Трою. Троянцы хорошо защищали стены. После этого ахейские пращники целую ночь закидывали город горящими камнями со всех сторон. Пожары полыхали по всему городу. Свежий ветер разносил искры и огонь гулял по городу ещё весь день после этого.

В эту ночь небольшой отряд с Самоса при поддержке дорийцев всё же сумел захватить часть стены в северо-западной части. Они сумели подняться по верёвкам в тот момент, когда троянцы были заняты горящими складами. Но этот же пожар и помог оборонявшимся. Стена хорошо освещалась и, перебившие защитников ахейцы, стали хорошей мишенью для троянских лучников.

Теряя товарищей, ахейцы вынуждены были отступить со стены. А десяток, спустившихся в город дорийцев, устроил под стеной жуткую кровавую резню. Они, яростно отбиваясь и нападая, плотной группой смещались вдоль стены в сторону ближайших ворот. Вокруг них уже сплошь лежали убитые и раненые. В конце концов, троянцы перестали делать бесполезные наскоки и начали закидывать храбрецов камнями. Это возымело успех. Постепенно снаряды выбивали из группы по одному воину. Группа сжималась плотнее и становилась всё меньше. Два последних воина стояли спиной к спине, прикрываясь щитами. Стрелы втыкались в щиты и тела воинов. Вскоре они превратились в огромный мохнатый сноп. По ногам текли ручьи крови. Потом из мёртвой руки выпал меч. Но сноп продолжал стоять. Троянцы молча ждали, когда же они упадут. Они так и остались стоять памятником геройству. Из-под шлемов пристально застывшим в страдании взглядом не мигая, смотрели мёртвые глаза.

Все десять тел троянцы, отдавая дань мужеству, передали за воротами дорийцам для погребения.

Весна была прекрасна и так не вязалась со свежими могилами.

Так начался четвёртый год войны. Ахейцы, как и раньше, расположили армию вокруг всего города, но на этот раз не старались закрыть все лазейки. Отряды располагались каждый в своём укреплённом лагере, и только патрульные группы всё время следили за пространством вокруг города. В конце мая дорийцы принесли весть, что опять появились конные отряды и среди них видели женские группы. В лагере эту весть восприняли как шутку. Но вскоре получили подтверждение в справедливости этих сведений. На один из патрульных отрядов напали всадницы. Это и были те самые женщины-воительницы. Они налетели на пешую группу как смерч - быстро и почти беззвучно; не издавая никаких боевых кличей, как это делали все степняки. Приближаясь к отряду, амазонки на ходу осыпали ахейцев стрелами. Кроме луков их вооружение составляли лёгкие копья и дротики, да короткие ножи, висящие у пояса. Не было на них и защитных доспехов, если не считать очень широких, закрывающих весь живот кожаных поясов, да металлического обруча на шее.

Всадницы как бы прорезали насквозь отряд и умчались. Всё произошло так быстро, что, если бы не раненые и убитые, можно было бы усомниться в их нападении.

Знали, что амазонки не оставляют на поле боя своих убитых. Но на этот раз тяжёлое ахейское копьё застряло в паху у лошади и всадница, падая, ударилась головой о камень. Она была одной из замыкающих отряд. Греки быстро приняли жёсткую оборону и не позволили амазонкам вернуться за павшей. Мёртвую всадницу принесли в лагерь. Её длинные светлые волосы были в запёкшейся крови. Женщина была молода и хорошо сложена.

Целый день на неё приходили посмотреть воины. Пришли и вожди. Греки понаслышке знали об амазонках, но видеть их никому не приходилось. Когда спустились сумерки, её похоронили на склоне холма под кустом. Агамемнон приказал отдать её труп, если "сёстры" проявят к ней внимание. Но никто о её судьбе не позаботился больше. Позже узнали, что эти воинственные женщины не проявляют заботу о погибших. Их просто закапывают в землю, чтобы звери не пожрали мёртвое тело. Могилу зарывают и не оставляют знаков. По их верованиям тело только сосуд, в котором временно живёт человеческая душа. Сосуд разбился; душа перелилась в другой. Даже имя этому сосуду нужно только для того, чтобы обозначать его действия в этот момент времени, то есть обратиться или позвать, или указать на кого-либо. Имя умершей давалось первому вслед за этим родившемуся ребёнку.

Племя жило несколькими родовыми кланами. Управляли кланами старые женщины. Мужчин было мало. На них лежали все хозяйственные заботы. Племя не жило подолгу на одном месте. При переходе на новое местожительство новый лагерь разбивали мужчины. Особой их заботой было рытьё колодцев. По давней традиции эти степняки не селились около рек и озёр. Воду употребляли только из глубины земли. Второй заботой мужчин были лошади. Табуны их давали для жизни людей очень многое. Употребляли и шкуру, и молоко, и даже кости, но только не мясо. В степи было много диких копытных. Их мясо добывали охотницы-женщины. Это было основой их пищи. Не мало было в степи и злаков. Их собирали дети. Из злаков пекли лепёшки и делали другую еду.

У ахейцев появилось развлечение. Воины старались взять в плен живую амазонку. Но многие попытки оканчивались наоборот. Всадницы ловко опутывали воинов верёвкой из конского волоса и увозили на конской спине. Судьбу таких пленников никто не знал. Понемногу храбрецы-одиночки прекратили свои опасные авантюрные охоты. Стали организовывать "группы захвата". Уже многое из тактики и приёмов амазонок было известно. Наконец пришла удача; взяли одну девушку в плен. Этому предшествовала отчаянная схватка. Девушка умело оборонялась, пока её не оглушили ударом по голове. Она была далеко не могучего сложения, скорее жилиста и сухопара. Когда пленница пришла в себя, ей пришлось связать руки и ноги. Она не желала быть пленённой. Даже связанная она отчаянно сопротивлялась и пыталась освободиться от пут. Появление в лагере "добычи" вызвало бурю восторга и интереса.

Под охраной двух воинов она стояла со связанными руками привязанная к столбу. Её напряжённое внимание к окружающим выдавало постоянную готовность к обороне. К концу дня чувствовалась её усталость, но не заметно было, что она сломлена. Вечером её увели к женщинам, которые жили при лагере. Она не пробовала убегать, но от нескольких попыток самоубийства её пришлось уберечь.

Сами амазонки имели легенду о начале женского управления родом. Несколько веков назад их племя, такое же как все степные племена, подверглось нападению. Враги убили всех мужчин, а женщин и детей забрали себе. Женщины стали кто рабынями, кто жёнами, но не смирились и через несколько месяцев сумели поднять восстание. Они убили многих своих обидчиков и ушли в степь. Их было не больше пяти десятков, и они решили, что будут жить без мужчин; что так надёжнее. Вскоре многие из них родили детей. Это были дети их поработителей, но и их дети. Мальчиков они сначала хотели убить; но какая материнская рука поднимется на собственного сына. Их оставили жить. Но роль мужчинам была определена - роль хозяйственных рабов. Женщины обрекли себя на безбрачие, а для продолжения рода решили использовать мужчин соседей. Они делали набеги на другие степные стоянки, но не трогали своих близких соседей, что бы не создавать около себя врагов. Мужчин крали или отбивали силой. Их спаривали с несколькими женщинами и ждали, держа пленников под строгим надзором, до рождения детей. Если родились девочки, то таких пленников использовали ещё раз, а потом убивали. Если от пленника родились мальчики, его убивали сразу. Иногда такие невольники убегали. Их не преследовали. Чужие мужчины племени не были нужны, а уйти по степи, где полно хищников и других опасностей, было почти нереально. И всё-таки были случаи, когда сбежавшие пленники добирались до человеческого жилья. Их рассказы сделали дурную славу амазонкам. Соседи боялись их; они жили не так, как все.

Но нападать на другие племена и стоянки с целью захвата имущества, продуктов или рабов, как это делали другие, амазонки тоже не нападали. Они обходились своими силами во всём кроме рождения детей. Их основным промыслом была охота. Они прекрасно умели делать засады и ловушки, быстро нападать, метко стрелять из луков, далеко и точно метать дротики. Их боевой доспех тоже был приспособлен к этому. Тело было защищено не от стрел и мечей, а от зубов и когтей. Широкий пояс-панцирь делался из кожи быков. Он закрывал корпус всадницы так низко, чтобы не мешать сидеть на лошади, и до самой груди. Кожа была жёсткой и, чтобы панцирь не мешал движению, она надевалась и подгонялась по телу в вымоченном состоянии на хозяйку и сохла на ней три-четыре дня, постепенно принимая форму её тела. Потом в панцирь втискивались и завязывались на пару кожаных тесёмок. Эту операцию самостоятельно произвести было почти невозможно. Помогали друг другу.

Постепенно амазонок становилось больше. Со временем они разделились на пять крупных родов, живущих самостоятельно и кое в чём уже неодинаково. Некоторые воительницы переняли от соседей скифов шлемы из кожи. Женщины переделали их так, как им показалось удобнее, а может быть красивее. У некоторых появились на вооружении лёгкие топоры, и даже небольшие щиты.

Отношения с соседями тоже менялись. Амазонки стали отдавать своих мальчиков в другие племена, пленников уже не убивали, а отдавали за выкуп в родные края. Да и красть мужчин стало не модно. Некоторые племена амазонок устраивали праздничную неделю, когда разбивали лагерь в степи и там принимали в гости мужчин из соседних племён. Иногда, как теперь под Троей участвовали в чужой войне с целью захватить в плен молодых здоровых мужчин. Теперь их использовали и отпускали. Но война была ещё и опасным волнующим развлечением.

Вскоре в лагерь вернулись несколько воинов побывавших в плену у амазонок. Они рассказывали много необычного об этих женщинах и их жизни. Пленников они отпустили, а сами ушли на север в свои края.

С возвращением из плена мужчин вспомнили о пленной девушке. Она жила среди женщин, но не желала ничего делать (она не умела делать женскую работу) и не желала понимать язык окружающих. Теперь же появились люди, которые могли с ней объясниться. Через некоторое время выяснилось, что она верит в то, что её уже нет в живых и быть не может, так как её имя уже занято новорожденной. Это значит, что её дух-имя не руководит её жизнью и ей надо умереть. Она печалилась, что ей помешали убить себя, а теперь уже она этого не может сделать, не хочет. Это и происходит от того, что она потеряла духа-имя.

Но она привыкала понемногу. Позже она родила дочь, и жизнь её приобрела смысл.

К середине лета боевые действия переросли в своего рода спортивные состязания. Сначала это была охота на амазонок; потом начались активные поединки. Причём, стало обычным прерывать поединок, если никто из противников не мог одолеть, и продолжать его в другой день. На поединках не старались убить противника, старались взять его в плен и получить выкуп. Зрители зачастую делали ставки. Всё это сбивало боевой настрой.

В начале июня на двух кораблях пришёл Филоктет. Он привёл небольшой отряд фессалийских лучников. О его собственном луке ходили легенды. Говорили, что он когда-то принадлежал Гераклу. Так это было или нет, а в стрельбе из лука равных Филоктету не было.

Он сам пострадал от троянской стрелы ещё в первое военное лето. Стрела попала в ногу. Рана болела и не заживала очень долго. Предполагалось, что стрела была отравлена ядом. Филоктета пришлось вывезти на Самос и лечить его там. Потом он вернулся домой. Но его звали, и он вернулся к Трое.

С приходом его лучников начались лучные дуэли. Стреляли по три стрелы на расстоянии шестьдесят или девяносто шагов. Сражались даже отряд на отряд по пять или даже десять лучников. Почти всегда побеждали фессалийцы, а уж от Филоктета редко кто мог уйти живым. Поэтому вскоре троянцы перестали откликаться на вызовы. Тогда ахейские лучники начали охотиться за дозорными или просто появившимися на стенах троянцами. Но для этого охотникам приходилось близко подходить к стенам. На них троянцы устраивали засады; иногда убивали, чаще захватывали в плен.

Крупных боевых действий не велось, но Троя теряла силы и людей. Земли её уже не первый год не приносили урожая. Запасы скудели. Приам и его приближённые понимали, что ещё год-два такой войны и их царству придёт конец. Кое-кто из осведомлённых уже собирался втайне покинуть город. Приам знал, что ахейцы пока не давали таким гарантий свободного прохода из города. Беглецов обчистили бы до нитки за стенами. Но, где уверенность, что так будет долго. Ахейцам война тоже надоест, в конце концов, и они будут прилагать усилия закончить её побыстрее любыми способами. Освободиться от блокады троянцам самим было не по силам. Надеяться можно было только на помощь союзников извне, которые бы ударили по ахейскому войску сзади. Но таким помощникам пришлось бы все равно отдать в уплату за услугу Трою. Да и охотников нападать на ахейское войско что-то не было видно. Приам искал помощи. Он рассылал своих людей в дальние края. Но пока появлялись только отдельные небольшие отряды. Их интересовало скорее, чем можно поживиться около этой войны.

У ахейцев же временами приходили новые корабли; один, два, иногда пять. Они привозили на своих палубах искателей приключений и военных забав. Их принимали. Поскольку активных военных действий у Трои не велось, многие из таких добровольцев отправлялись рыскать по просторам Малой Азии. Одни преследовали появляющиеся неприятельские отряды, другие уходили на восток. Война расширяла своё пространство, а это могло привести к появлению новых врагов. Это было ахейцам ни к чему.

Агамемнон собрал вождей. Положение было понятно всем. Надо было решить, как направить усилия в полезное русло. Нужна была крупная операция. Решили опять плотно блокировать город. Против всех пяти ворот на расстоянии чуть дальше полёта стрелы дороги перекрыли. Были вырыты большие ямы, поставлены колья. Здесь же разместили, сменявшие друг друга отряды. Между дорогами тоже поставили заградительные отряды.

Даже единый лагерь ахейских предводителей решено было разделить. Ахилл с Патроклом поставили свои шатры с восточной стороны города на холме, откуда были видны городские кварталы и они были видны из города. Одиссей со своим войском расположился напротив западных ворот в оливковой роще. Южнее него расположился со своими лучниками Филоктет. Северным соседом Одиссея стал Сфенел, а за ним поставил лагерь Гектономис со своими дорийцами.

Сентябрь был в разгаре. Окрестные сады при усадьбах, брошенных хозяевами, и рощи приносили свой урожай, и весь он шёл на стол к ахейцам. Город мог рассчитывать только на свои запасы. Правда, за те зимы, когда ахейцы уходили от стен города, запасы сумели значительно пополнить, да и население города чуть ли не наполовину стало меньше. Сейчас в городе не насчитывалось и пятнадцати тысяч людей вместе с войском. Все оставшиеся мужчины, кто мог носить оружие, стали воинами. Вместе с ними войско насчитывало восемь тысяч. Женщины в городе остались те, кто был при своих мужьях-защитниках, да пожилые одинокие, которым некуда было уходить. Они кормили и обстирывали воинов, лечили раненных, помогали в храмах, где жрецы и жрицы не только просили Богов о спасении города, но и лечили и подкармливали голодных и увечных. Детских голосов не стало слышно. Даже на праздничных обрядах в храме Аполлона не звучали торжественные гимны в исполнении хора мальчиков с их божественно чистыми голосами.

В эту осень тихо стало и в царском дворце. Ещё весной, когда ахейские войска стали высаживаться и этому не смогли помешать, Приам запретил вечерние пиры. Теперь он собирал многочисленную родню и приближённых раз в три дня. Угощения стали поскромней. А после того, как похоронили нескольких сыновей и племянников царя, погибших в поединках, общее застолье стало проводиться только в дни Аполлона.

Елена чувствовала себя на этих семейных застольях очень неуютно и всё чаще не появлялась на них, сказавшись нездоровой. Парис не обращал на её отсутствие внимания, и только Приам однажды мягко упрекнул невестку сказав, что она лишает и без того невесёлое общество, блеска своей красоты.

Прошедшей зимой в Трою пришли несколько караванов с продуктами и самыми необходимыми товарами. Их привели те купцы, которые имели постоянную торговлю и свои склады в Трое. В зиму полной блокады города Приам скупил у них все запасы товаров. Прошлой осенью, как только ахейцы сняли блокаду, из города были разосланы письма к давним торговым партнёрам с обещаниями расплатиться сполна и просьбами доставить зимой всё необходимое.

Имелись в Трое склады купцов из городов ахейского союза. С этими распрощались в первую же военную зиму. Товары отобрали, а самих, продержав некоторое время в изоляции, чтобы информация, которую они имеют, устарела, отпустили с миром на все четыре стороны.

С тех пор, как ахейцы стали блокировать дороги и ворота, а затем растянули свои позиции, стало ясно, что они готовятся опять провести зиму под стенами. Значит для города опять блокада, опять лишения, опять скудное питание, болезни и другие тяготы.

В середине осени некоторые ахейские отряды всё же покинули военную арену. Кто-то обещал вернуться, кое-кто обещал свежих воинов. Некоторые вожди просто распрощались и увели свои корабли.

Отправился на зиму домой в Микены и Агамемнон. Он оставил войско на своего брата Менелая. Вожди согласились с этим, ведь спартанские отряды составляли главный костяк войска и их было больше всех. В эту весну из Спарты прибыли пять кораблей с молодыми воинами. Они подросли за время войны; им нужен был боевой опыт, они рвались в бой. Они же привезли вести, что в Спарте всё спокойно и царь может спокойно воевать за свою похищенную жену и богатства.

А вот у старшего брата в доме надо было кое-что привести в порядок; да и сын подрастал. Его надо было проведать. Вождь просил Одиссея и Ахилла, который уже выходил из себя от безделья, помогать Менелаю. Одиссей и без того поддерживал Менелая и был одним из самых надёжных его друзей. Горячий же Ахилл бесился, посылая вызовы на поединок то Гектору, то Парису и не получая ответа. Он посылал оскорбительные послания старому Приаму в надежде, что сыновья вступятся за его честь. Но и это не давало результата.

Только один раз, где-то в сентябре, его друг и брат Патрокл привёл из стычки на аркане одного из сыновей Приама. Звали сына Селевк, и был он то ли двенадцатым, то ли тринадцатым по счёту. Приам, потерявший к тому времени уже пятерых сыновей убитыми, предложил огромный выкуп. Но Патрокл, конечно по желанию Ахилла, выдвинул такое условие - Селевка вернут без всякого выкупа после поединка Ахилла с Гектором, либо Ахилл с Патроклом в роли возницы будут биться с десятью троянцами, среди которых будет не меньше трёх детей Приама. Поединок состоялся. Ахилл убил двоих сыновей Приама и ещё двоих троянцев. Остальные бежали. Селевка отдали, но Ахилл обещал ему, что убьёт его сам, если им придётся встретиться снова. Больше на вызовы героя никто не отвечал. Так же как Ахилла боялись троянцы и Большого Аякса. Стоило ему появиться на поле боя, как вокруг него образовывалась пустота. От него просто убегали.

За лето на берегу моря в пятнадцати километрах к югу от театра войны образовалось торговое поселение. Здесь были нужные товары и всякие развлечения и увеселения. С началом холодов около этого поселения постепенно вырастал и ширился лагерь. Некоторые небольшие отряды целиком переместили сюда свою стоянку. Отдельные группы воинов по десять- двадцать человек приходили сюда на неделю, на десять дней, потом возвращались в лагерь.

Вожди не видели в этом плохого; военные действия поутихли, можно было позволить людям отдых и развлечения. Но армия таяла и растекалась.

Так заканчивался 1360 год до Рождества Христова.

* * * * *

Зима была короткая и тёплая. В середине февраля стало совсем тепло. Вокруг всё стало свежезелёным. Пробивались первые цветы. Всё дышало миром.

Некоторые царедворцы Приама, которые постоянно поддерживали тайные связи с ахейскими вождями, стали проявлять инициативу в том, чтобы найти способы окончания войны.

Менелай опять предложил поединок с Парисом, который должен был бы решить исход их соперничества. На этот раз ничего не стали говорить Приаму. К переговорам подключили самого Гектора. Он, понимая ситуацию, взялся уговорить младшего брата. Но Парис наотрез отказался от поединка. Тогда Гектор позвал ещё троих братьев, самых влиятельных и авторитетных среди многочисленного приамова семейства. Сифон, Каподокл и Бахо были уже сложившимися немолодыми людьми. Они прекрасно понимали, что Трое даётся шанс выжить.

Парису было сказано строго и однозначно, что он примет этот поединок, или с позором будет изгнан из царства.

Сифон встретился с Одиссеем. Они обговорили условия поединка. Сражаться решили лёгким оружием, только меч и щит. Сифон в открытую сказал, что братья не очень дорожат жизнью Париса, но старик-отец очень привязан к сыну и будет огорчён его гибелью. Приам потерял на этой войне уже больше десятка сыновей и племянников и только поэтому согласен на последнюю жертву. Он будет молить Богов, чтобы они пощадили сына.

Менелай не жаждал крови обидчика. Он хотел взять его в плен. Поединок проходил на большом ровном холме к востоку от города. Зрителей было много. Настроение у всех было весёлое, как на спортивных состязаниях. Вожди договорились, что при любом исходе схватки, сегодня все разойдутся, и никаких действий не будет предпринято.

Менелай был спокоен. Парис явно нервничал, но с началом поединка у него появилась отчаянная решительность. Он ринулся на противника. Менелай отбил первую атаку и начал наступать, заставляя Париса делать много неоправданных суетливых движений. Через несколько минут Парис начал отступать к краю площадки к склону холма. Менелай, заметив это, ловким движением выбил меч из руки противника и остановился, давая ему подобрать меч. Зрители, стоявшие широким кругом, оживлённо комментировали схватку. Парис подбежал к мечу, но не взял его, а, бросив на него щит, быстро побежал в сторону города. Зрители расступились, пропустив его. Менелай понял, что догнать врага ему не удастся и, рассмеявшись, предложил троянцам-зрителям забрать оружие позорно бежавшего.

Чтобы смыть позор семьи, Гектор предложил сражаться вместо брата. Менелай был согласен, но вожди ахейцев ему этого не позволили. Поединок теперь нужен был только семье Приама, его опозоренным сыновьям. Сразиться с Гектором вызвался Ахилл, который уже не раз безуспешно вызывал на поединок троянского вождя. Теперь Гектору отказаться от боя было невозможно.

Поединок был назначен на том же месте; оружием должны были служить мечи и тяжёлые палицы. Это значит, что бойцы будут с тяжёлыми щитами, в боевых шлемах и панцирях.

Воюющие будто забыли о войне. Два дня все были озабочены подготовкой к бою, как будто это был турнир. В назначенный день с утра на холм повалили толпы людей. Одиссей подсказал Менелаю о мерах предосторожности. Нельзя было оставлять лагерь без охраны, и к полю поединка тоже подтянули несколько боевых вооружённых отрядов. Коварство троянских стен было учтено - из ворот всегда могли выйти вооружённые отряды. Тем более что результат боя мог подействовать на зрителей той или другой стороны неожиданно. Зрители были при оружии, и война ещё не кончилась.

Поединщики появились в противоположных концах поля по зову трубы. В середине поля стояла группа "судей" из представителей того и другого войска. Ахилл и Гектор вышли в сопровождении один друзей, другой родственников; вынесли и воткнули в землю их боевые знаки. Героев облачили в доспехи. К каждому из них подошли по два "секунданта" противника. Все условия поединка были ещё раз оговорены.

Бой начали энергично. В дело пошли тяжёлые палицы. Зрители замерли. Было так тихо, что тяжёлые удары палиц по щитам отдавались эхом в ближайших холмах. Хитрости большой в таком поединке нет, здесь важна сила удара и умение принять его удачно на щит. Противники были сильны и опытны. Через некоторое время они разошлись в стороны, изрядно устав, и бросили палицы на землю. Отдышавшись, взялись за мечи.

Меч Ахилла был особой работы. Его рукоять украшали два драгоценных камня. У основания лезвия был вделан большой кроваво-красный рубин. Кровь врагов, стекая по лезвию, орошала его. Торец рукояти изображал голову круторогого барана. Она была покрыта серебром, и между рогами блестел голубой аквамарин. Тяжёлый круглый щит имел в середине бронзовый шишак в виде треугольной пирамиды, удар которым был очень опасен. Панцирь и шлем тонкой кованой бронзы были покрыты чернью. Шлем украшал чёрный конский хвост. Русая борода и весёлые голубые глаза героя в обрамлении чёрного металла, да необычно широкие плечи создавали впечатление чего-то неземного. Такие люди, должно быть, жили там на Олимпе и звали их Богами.

Гектор выглядел контрастом противнику. Его карие глаза и чёрная густая борода, шлем блестящей на солнце бронзы, увенчанный белыми перьями, овальный щит и более длинный меч всё было другим. Он выглядел могучим воином, способным валить десятками врагов, разя их на бегу направо и налево.

В обычном бою наши герои имели оружие более разнообразное и не всегда одинаковое, как это было сейчас в обговоренном поединке.

У Ахилла всегда в бою на внутренней стороне щита был прикреплён небольшой, с тонким лезвием кинжал. Сейчас его не было.

Гектор любил пользоваться тяжёлой бронзовой битой на тонком ремне, которая прикреплялась к поясу на боку под правой рукой. Брошенная могучей рукой с близкого расстояния бита оглушала, а иногда и убивала противника. В этом поединке у Гектора не было любимого оружия.

Бой на мечах требовал сноровки и умения. Мастерство достигалось многолетними упражнениями и опытом. Противники быстро перемещались по полю боя. Они поочерёдно нападали и отступали, убегая, заманивая друг друга, делали обманные движения и выпады, наносили разнообразные удары, сходились щит в щит и разбегались в разные стороны. Поединок с небольшими передышками уже приближался к полудню, когда секунданты предложили перерыв.

После перерыва опять начали с палиц и опять перешли на мечи.

Солнце начало клониться к горизонту, а перевес ни одного из бойцов не был заметен. Секунданты протрубили конец поединка.

Уставшие бойцы и не менее уставшие зрители разошлись.

Троянцы посчитали результат боя хорошим предзнаменованием. На следующее утро они совершили вылазку из города крупным отрядом. Сражение разгорелось жаркое. Троянцы наступали, и успех боя был на их стороне, пока к атакованному отряду не подошла помощь. Из ворот Трои выходили новые отряды. Битва разворачивалась уже на больших пространствах, втягивая всё новые и новые силы. Уже сотни людей, оглашая воздух криками, разили друг друга металлом. Ахейское войско дрогнуло и начало отступать. Уже в ахейском лагере всё громили чужие воины.

Гектор, утомлённый вчерашним боем, вылетел на колеснице из ворот Трои. За ним, блестя доспехами, сотрясая землю копытами, вылетели лучшие воины Трои. Это были приамовы дети и дети лучших людей Трои. Но с восточных холмов уже лился потоком спартанский вал. Он врубался в ряды сражающихся, и неуклонно тёк к воротам города. А с запада прямо в правый бок колесницам Гектора летели тяжёлые колесницы ахейцев. Их вёл Одиссей. А из дальней оливковой рощицы уже появилась конная рать дорийцев. Сражение становилось не только жарким; оно могло стать окончательным.

Через некоторое время Гектору сообщили, что ахейские отряды штурмуют двое западных ворот и подкрепления войску, сражающемуся за стенами города, уже не будет. К тому же со стен города заметили приближающиеся к берегу корабли. Это, должно быть, подходил Агамемнон с подкреплением. Гектор приказал трубить отход.

Только в наступающих сумерках последние троянцы сумели пробиться в город. Ворота им удалось отстоять.

Западные ворота тоже выдержали штурм, но в этой части города опять всё горело.

Агамемнон привёл семнадцать кораблей. Высадку на берег начали утром. Пополнение состояло в основном из молодых воинов, которые прибыли заменить своих уставших от войны отцов и старших братьев и любого возраста искателей приключений со всей Греции и не только Греции. Были здесь италики, египтяне и палестинцы. Были среди них даже два чёрных нубийца.

В лагере и на всём поле боя собирали убитых и раненых.

Вожди вышли на берег встречать Агамемнона. Он выглядел уставшим от морской качки. Домашние заботы тоже, видимо, его утомили. В бороде появилась седина. Светло-карие глаза, такие мудрые и добрые, засветились радостью при виде друзей и соратников. Он обнял брата, а затем всех по очереди. Его мощные плечи распрямились от этих объятий. Их силы придали ему новые силы. Гигант Аякс Телемонид возвышающийся над всеми с раной на лбу после вчерашней битвы радовался как ребёнок долго отсутствовавшему отцу, молодой светловолосый Ахилл, хитрец Одиссей, решивший вчера исход боя своими колесницами и младший брат Менелай - все они его дети. Он старше их всех и они сами вручили ему власть над собой в этой войне. Он снова в своей семье. Они снова вместе.

Во вчерашнем сражении полегло много воинов. Могил становилось всё больше. Одно радовало ахейцев - троянских павших было больше.

Троянские послы просили устроить День Богов. Это значило - дать собрать своих мёртвых, выкупить раненых. Доспехи с тел убитых, остались ахейцам. Пленных выкупать и менять будут позже после захоронения мёртвых.

Агамемнон был настроен договориться с Приамом и закончить войну миром ещё в этом году, но после нападения троянцев его войско настроено было воевать дальше. Свежие могилы требовали расплаты и, хотя в Трое тоже стоял плачь по убитым, и могилы уже выходили за границы некрополя, живые хотели отомстить этому городу за своих друзей, братьев и отцов. Прибывшие с вождём свежие воины тоже жаждали бранной славы. Поэтому после недолгих разговоров предводители ахейцев решили проводить летом активные боевые действия и без огласки в это же время вести с троянцским царским дворцом переговоры.

Всё лето шли незначительные стычки; некоторые отряды смельчаков забирались ночью по верёвкам на стены и устраивали в городе панику и резню, но серьёзных успехов добиться так и не получалось.

Переговоры тоже не приносили результатов. Троя ещё надеялась выстоять.

* * * * *

К концу лета Одиссей принял решение на зиму вернуться домой на Итаку. Он ушёл на двух кораблях, забрав с собой тех, кто получил раны, и оставил дома большие семьи, тех, кто заслужил отдых и славу. Корабли отошли от берега в ясное сентябрьское утро. Всем было понятно, что до весны здесь ничего не изменится.

Подаренную ему рабыню Гету, Одиссей на одной из остановок посадил на корабль идущий на Крит. Он одарил её так, что ей должно было хватить на долгие годы. Девушка плакала, прощаясь. Они привыкли за эти годы друг к другу. Одиссею тоже было грустно расставаться с ней.

Попутные ветры по воле Богов донесли корабли до родной Итаки за двадцать дней. Нежданной радости встречающих не было конца. Пенелопа сдержала слёзы до самых покоев, а старый Лаэрт, не стесняясь, плакал на причале. Выросший Телемах, не мог помнить отца. Он сидел на его широком плече, обхватив рукой пахнущие морским ветром волосы. Ему было всё вокруг хорошо видно с отцовского плеча и немножечко страшно.

За эти годы подросли и стали воинами те мальчишки, которые пять лет назад провожали отцов на войну. Сейчас они сами грузили корабли и отправлялись со своим царём в далёкую Азию воевать.

Зима пролетела так быстро и счастливо.

Пенелопа опять, как и прежде, не показала слёз своему народу. Вскоре она родила дочку, которой не суждена была долгая жизнь.

* * * * *

Зима в лагере мало чем отличалась от предыдущей, а вот в городе было тяжело. К весне с продуктами стало трудно. Голодали все. Царь приказал делить и раздавать припасы всем поровну. Только перед началом военных действий воинам прибавили норму некоторых продуктов, отобрав их у женщин и тех, кто не мог носить оружие.

В ахейском лагере уже в разгар весны начали болеть сначала отдельные воины, потом целые группы. Началась эпидемия. К маю появились смертные исходы. Агамемнон приказал развести подальше отряды, а больных перевели вообще подальше от лагеря. Там их становилось всё больше и больше. Прибывающие новые отряды, в том числе и Одиссея со своими воинами, оставили на берегу моря. Надеялись, что морской ветерок не пустит заразу. Молили Богов и приносили им обильные жертвы. Окуривали жилые помещения. Обмывались разбавленным виноградным уксусом.

Троянцы, зная об этом, боялись нападать на ослабевшего от болезни врага. Им зараза была ещё страшнее, они были голодны.

Отряды дорийцев отошли подальше на север. На разорённой уже ими территории им нечего было делать. Некоторые воины решили вернуться домой. Отряд из молодых воинов и некоторых старых вояк отправился на дальний промысел на север. У Трои осталось около тысячи воинов во главе всё с тем же неунывающим Гектономисом.

До середины июня болезнь косила людей. Некоторые вожди увели свои корабли, кто домой, кто на соседние острова. О серьёзных боевых действиях нечего было и думать. Только в середине июля перестали появляться новые заболевшие, а к августу эпидемия затихла. Похоронили многих; большинство проболевших не были в состоянии сейчас держать в руках оружие.

Боеспособных воинов осталось чуть больше половины того количества, которое было весной. Правда, и у троянцев народу поубавилось больше чем наполовину.

В начале сентября ещё раз стянули войско к городу, чтобы не дать троянцам воспользоваться хоть каким-то урожаем.

В октябре Большой Совет после долгих и громких споров решил распустить отряды, которым было недалеко и несложно добираться домой, до весны. Остальные же перенесли общий лагерь к югу в более удобное место. Весной туда должны собраться все.

* * * * *

За зиму Троя немного привела себя в порядок. Разгребли пожарища, даже построили заново несколько домов. Вернулись в город некоторые жёны. Несколько караванов и судов привезли продукты, ткани, оружие и ещё кое-что необходимое для жизни и дальнейшей борьбы с оскорблёнными ахейцами. Причину раздора уже никто не вспоминал. И во дворце на Елену перестали смотреть с неприязнью. В начале зимы она родила сына. Приам давно об этом мечтал. Он любил его с самого рождения, помня несчастливую судьбу его отца Париса.

Но Кассандра опять предвещала гибель Трои. Она говорила, что сын Париса сгорит вместе с Троей. Её стали сторониться. Теперь прорицательница редко бывала во дворце. Почти всё время она проводила в храме или парке при нём.

Ахейское войско в этом году собиралось медленно и поздно. Только в июне собрался основной состав. К началу июля на пыльных выжженных холмах вокруг Трои восстановили лагерь. Лето было сухое и очень жаркое. Металлические доспехи накалялись так, что обжигали тело. Сражаться днём было просто невозможно. Поэтому ахейцы повели ночные действия.

Сначала они старым способом опять пожгли все строения вблизи стен. Жаркая погода способствовала тому. Потом вспомнили про подкопы под стенами. Нашли пару троянских тоннелей, которые были завалены со стороны города. Выбрали удобные места и стали копать с разных сторон. Копать в сухой пыльной почве было сложно. В некоторых местах пришлось бросить это занятие, но два-три подкопа хорошо продвигались к стенам.

Скрыть работу от троянцев не удалось. Правда, они не знали, где ведутся подкопы, но уже были начеку. Надеяться, что места подкопов не станут им известны, было глупо, поэтому на время прекратили копать. Решили, что в нужный момент быстро закончат операцию.

В этом году дорийцы привели две с половиной тысячи воинов. Прошлогодняя эпидемия не коснулась их отрядов, видимо потому, что они были в стороне от основного войска. Прорицатели и вожди увидели в этом защиту Богов и надеялись на удачу и добычу. Желающих воевать было много.

Опять появились отряды амазонок. Столкновений ещё не было, а слух уже прошёл по всей армии. Те, кто ещё их не видел, в основном это были молодые воины, проявляли желание поохотиться на них. Опытные же "охотники" по прошлому приходу воинственных женщин и, особенно те, кто побывал у них в плену, делились опытом и не советовали заниматься этими забавами. Но несколько небольших групп были выдвинуты в ту сторону, где видели амазонок. Среди добровольцев охотников больше половины было дорийцев.

Жара, видимо, не вдохновляла на подвиги амазонок. Они как бы растворились в знойном мареве, так и не вступив ни в одну схватку.

Жарко было до середины сентября. Волхвы предсказывали сильные осенние штормы, много дождей и тяжёлую зиму.

Основные отряды ахейцев в конце сентября перебрались в зимний лагерь и постарались его по возможности благоустроить. Те, кто хотел уйти на зиму домой, снастили корабли и отчаливали от берега. Вернуться весной обещали не все. Затяжная война тяготила многих. У некоторых вождей в их отсутствие домашние дела разладились; им важно было быть дома.

Настроение у ахейского войска было неважное.

Зимний лагерь теперь напоминал восточный базар. Между палатками и шатрами вождей располагались лавочки со съедобными и другими необходимыми товарами. В прилегающей к морю части уже были построены склады купцов чуть не со всего средиземноморского мира. Под охраной такого войска торговцы не боялись набегов и грабежей. Здесь же располагались бродячие артисты и весёлые "жрицы любви". Бойко шла торговля оружием. Троянские трофеи воины меняли на нужные товары, а иногда меняли с приплатой своё на приглянувшееся побогаче или понадёжней в лавке.

Зима действительно была холодная и снежная, так что быстро раскупались шерстяные одежды и меха, привезённые издалека. Вожди и другие, кто побогаче, могли себе позволить меховые уборы и постели.

Весна пришла поздно только в марте. Снег журчащими ручьями и шумящими потоками в несколько дней сбежал в море. Появилась яркая зелень.

Военноначальники каждый день за трапезой собирались вместе и обсуждали дальнейшие действия войск. Гадать приходилось о том, кто же вернётся этой весной и сколько всего соберётся воинов.

Знали, что Троя за зиму запаслась опять всем необходимым, что войско её пополнилось. Понимали, что шансы на победу уменьшились, но уходить с позором после стольких лет войны, никто не хотел.

* * * * *

В апреле перехватили несколько купеческих судов с товарами для врагов. Одно из судов было с Родоса. Значит, кое-кому в Греции выгода была дороже чести. Команду перебили, судно и товар забрали.

Наконец начали появляться соратники. К середине мая собралось уже до двенадцати тысяч; решили выступать под стены города.

Войско разместилось в трёх лагерях. Главный оставался к югу от города, с севера разместились дорийцы и ещё несколько отрядов. С востока на холмах опять расположился со своими воинами Ахилл; с ним же был неразлучный Патрокл. В этом году сюда же перенёс свой лагерь Одиссей. Со стороны моря подходы контролировались конными пикетами. В основном это были дорийские небольшие отряды.

Пока ждали прибытия соратников, несколько отрядов, соскучившись за зиму по боевой жизни, воспользовались хорошей весенней погодой и сделали несколько походов на восток и юго-восток от лагеря. Они громили и грабили города и разоряли посёлки и деревни. Это делали и в предыдущие годы, но сейчас азарт овладел многими. Агамемнону пришлось уговаривать некоторых соратников не ослаблять силы под Троей, опасаясь нападения на лагерь троянцев, которые за зиму набрались сил, и к тому же знали, что происходит в ахейском войске прекрасно.

А происходило у ахейцев вот что!

В одном из набегов на близлежащие азиатские города Ахилл "взял в плен" дочь местного правителя красавицу Бресеиду. Отец её, правитель города Метимна, что на острове Лесбос, хоть в войне не принимал участия, был союзником ахейцев. Лесбос был недалёк от Трои, и его купцы постоянно снабжали ахейское войско всем необходимым.

Агамемнон был страшно разгневан неразумным поступком Ахилла. Он отобрал у него девушку и поручил Одиссею вернуть её отцу и уладить дело миром. Ахилл был оскорблён и покинул ахейский лагерь с угрозами.

Узнав об этих событиях, троянцы стали производить частые вылазки из города и нападения на ахейские патрули и даже лагерь.

Гектор, узнав о том, что его главный соперник покинул войско, посылает вызов любому из ахейских героев, который отважится на бой. Вызов принял Аякс Телемонид. Он один мог бороться с троянцем. Первый их поединок не принёс успеха ни одному из героев. Они разошлись покрытые потом и пылью с помятыми в бою доспехами, но целыми и невредимыми.

Все и троянцы, и ахейцы понимают, что война слишком затянулась. Решить её может один поединок между вождями. Гектор вызывает на бой Агамемнона или Менелая. Агамемнон уже не молод и такой поединок ему не по силам. Ахейцы снова предлагают поединок между Менелаем и Парисом, но Парис отказывается.

Опять на поединок с Гектором выходит Аякс. Он настроен очень решительно, он грозен и могуч. В этом бою Гектору пришлось очень тяжело. Могучий Аякс теснит его и осыпает градом ударов. Спасает Гектора его подвижность и быстрые ноги. Он бегает быстрее и легче чем грозный гигант. Несколько раз Аякс сбивает троянца с ног, но не успевает нанести завершающего удара. Гектор устал и уже плохо владеет палицей. На его счастье Телемонид не пускает в дело меч. Видимо, Боги не желают Гектору гибели. Поединок опять закончился ничем, но больше уже троянец не посылает вызовы на бой в ахейский лагерь.

В весеннем пополнении у ахейцев в лагере появились воины из далёких южных стран. Это были искатели приключений и бродяги из Финикии и Палестины, Египта и даже Нубии. Они растворились в ахейском войске, но кое-что новое своё они внесли в военный быт ахейцев.

Однажды к Одиссею пришли два египтянина. Они предложили построить штурмовую башню из дерева. Греки ещё такого не знали. Одиссей быстро оценил идею и рассказал об этом вождям. Башня должна была быть высотой чуть больше стены, чтобы с неё можно было высадить на стену "десант", а из бойниц в её теле лучники могли прикрыть стрелами высадку. В нижней части можно было повесить таранное бревно, для пробития бреши в стене или ворот. Воины в башне будут прикрыты от стрел противника. Построить её можно в удалении от стен, а потом по каткам подтащить к стене в любом удобном месте.

Идея была принята. Нужен материал; за ним послали корабли. Два тарана ещё лежали в лагере; их можно было использовать. Строить башню начали на виду у троянцев под усиленной охраной. Дело шло быстро, но однажды ночью уже почти законченная башня сгорела. Это троянцы, выйдя небольшим отрядом из ворот под покровом темноты, пустили в неё полтора десятка горящих стрел.

Вторую башню построили в лагере. Когда она уже была готова, стали готовиться к штурму. Предварительно, за несколько дней, как и в прежние разы, пожгли городские строения.

Башня была тяжела, и катить её было сложно. На третий день этой изнурительной работы троянцы предприняли большую предупредительную атаку. Отряды вышли из двух ворот и завязали сражение. Оно длилось целый день. Жертв с обеих сторон было много. Только к вечеру троянцы организовано отошли за стены. Задачу свою они сумели выполнить. Среди кровавой резни ярко полыхала огнём вторая штурмовая башня.

Сражения у стен стали происходить часто. Троянцы использовали отсутствие Ахилла. Он умел стремительно налетать на них сбоку на своей колеснице. Патрокл неизменно правил его четвёркой чёрных коней. Они всегда действовали так неожиданно и стремительно. Теперь этого можно было не бояться. Ахилла не было рядом.

Делали троянцы вылазки и из северных ворот против стоящих там отрядов. Но там дорийцы конными атаками быстро загоняли их обратно в ворота. Однажды даже небольшой отряд в двадцать всадников ворвался в город, они полчаса удерживали ворота, и, подоспей вовремя им помощь, одни боги знают, чем бы это кончилось для Трои.

На этом вылазки из северных ворот закончились и дорийские отряды успешно помогали ахейцам в других местах. Но у них на родине произошли события, которые требовали возвращения воинов домой. Гектономис сообщил об этом ахейским вождям. Он с отрядом в триста всадников оставался, пока, здесь. Остальные должны были уйти. Эта новость не обрадовала Агамемнона. Дела начинали складываться в пользу Трои.

Решено было любой ценой вернуть Ахилла. Агамемнон предлагал ему мир. Он соглашался отдать в жёны Ахиллу свою дочь и в придачу несколько богатых городов. Переговоры опять вёл Одиссей. Златокудрый герой любимец Богов не мог простить обиду и отмалчивался. Наступала осень. Верный друг Патрокл, которого Ахилл, не простившись, покинул у Трои, согласился отправиться за ним. Весной он обещал вернуться вместе с другом.

А герой прибыл на Лесбос к отцу Бресеиды Афтону. Красота девушки так запала в душу Ахилла, что он смирил свою гордость и поклонился правителю Метимна. Это был небольшой торговый город. Склады троянских торговцев давно уже были здесь ликвидированы. Город приходил в упадок. Царь Мирмидона прибыл с богатыми дарами к его правителю. Разговор получился не сразу. Бресеида тоже не была равнодушна к молодому красавцу. Она уговорила отца, и Афтон принял дары и согласился после окончания войны отдать свою дочь в жёны герою.

Здесь на Лесбосе и нашёл Патрокл своего друга и брата. Вместе они торопились к стенам упрямой Трои. Ахилл верил в предсказание своей Судьбы. Боги ему не даровали долгой жизни. Он хотел хоть недолго испытать счастье любви.

Заканчивался тёплый апрель. Ахейцы собрали все свои силы под стенами города. В этом году их было совсем мало; многие союзники не привели свои корабли пока ещё или совсем. Поэтому, когда греки увидели паруса на горизонте, в лагере царила радость. Это шёл на подмогу Ахилл. Присутствие его самого уже равнялось целой армии.

Видели приближение подкрепления и из города. Гектор отдал приказ готовиться к решительному бою. Он сам поведёт троянцев на врага. Момент был удачный. Ахейское войско не было готово к удару. Очень многие были на берегу, вышли встречать корабли. Лагерь после зимы ещё не был оборудован. Ближайшие к городу передовые посты были малочисленны.

Троянцы смяли эти небольшие силы и ринулись на лагерь. В бой постепенно втягивалось всё войско. Уже видны были троянские белые перья на шлемах совсем близко от ставки Агамемнона. Положение ахейцев было критическим. Помогли колесницы Менелая, которые были расположены на дальних луговых участках лагеря. Они остановили напор троянцев. Тогда Гектор со своим отрядом тяжеловооружённых жителей азиатских гор начал обходить справа очаг основного сражения и уже, не имея впереди противника, стремительно бросил силы к пристани и подходящим кораблям. Встречающие как могли и кто чем защищались. Многие вышли встречать Ахилла без доспехов и даже без оружия. Большинство из них бросились бежать к лагерю. Троянцы за ними не гнались, они направлялись к кораблям. Вот один из них уже горит; вот - другой. Вдоль берега спешили к месту боя оба Аякса. С подошедшего корабля прыгают прямо в воду воины ахейцы. Среди них Патрокл. На нём доспехи, подаренные ему Ахиллом. Лучники с борта корабля осыпают троянцев стрелами. Патрокл, раскидывая и разя мечом троянцев, пробивается прямо к Гектору. Троянский вождь, увидев его, сначала принял его за Ахилла и бросился навстречу. Приблизясь он метнул тяжёлое копьё навстречу ахейцу, но тот принял его на щит и только немного замедлил бег. Завязалась битва героев. Гектор узнал Патрокла и понял свою ошибку. Он стал наседать на противника. Его тяжёлая палица против меча Патрокла была тяжела и губительна. Один из ударов сбил Патрокла с ног. Видя приближающихся Аяксов, Гектор не медля и не давая противнику подняться, вонзил ему в шею меч.

Восторженный рёв троянцев ударил по ахейским бойцам. Подоспевшие Аяксы прикрыли щитами труп Патрокла. Страшный в ярости огромный Телемонид одним своим видом разогнал нападавших.

Ахилл видел всё с борта подходящего корабля. Он спрыгнул в воду и на бегу громовым голосом, посылая Гектору проклятия, вызывал его на бой. Но троянец, уже утомлённый битвой, убегал в сторону города. Ахилл был молод и скор в беге. Горе и гнев придали ему ещё сил. Он нагонял обидчика стремительно. До спасительных ворот Трои оставалось немного. Ахиллово копьё ударило Гектору в спину, но не пробило доспеха. Гектор вынужден был принять бой. Он был недолгим. Ахилл в ярости разбил в куски шлем троянца и наносил удары палицей по уже поверченному мёртвому врагу до тех пор, пока сзади не подошли ахейские колесницы. Тогда Ахилл привязал труп за ноги к колеснице и поволок его в сторону своего лагеря. Изуродованные, окровавленные куски богатых с золотым украшением доспехов валялись в пыли на дороге. Разбитые троянские отряды в панике и ужасе бежали в город.

Ахилл объехал весь ахейский лагерь, заваленный ещё не остывшими трупами, демонстрируя свой горький триумф. Потом он на полном ходу с яростью обрубил мечом верёвку и оставил валяться покрытое кровавой грязью тело на земле.

На его колесницу положили мёртвого друга Патрокла. Ахилл осторожно повёз его к месту оплакивания. Десятки воинов провожали в горе колесницу.

Два дня в лагере занимались убитыми. Зачастую нельзя было разобрать, где свои, где чужие. Своих хоронили, чужих оттаскивали в сторону. Оружие и доспехи сваливали в одну кучу. Разбирались потом. Троянцы выкупали трупы своих родных. За кого не было выкупа, тех зарыли в одной большой могиле без обрядов и надгробия.

Тело Гектора лежало на том же месте, где его бросил Ахилл. Приам молил о выкупе, но Ахилл сказал, что пока не похоронит Патрокла, он не будет даже разговаривать об этом. Он пригласил плакальщиц, и те трое суток рыдали над телом погибшего героя. На четвёртый день соорудили большую платформу из смолистых брёвен для сожжения всех, кто погиб около кораблей. Тело Патрокла поместили в середине выше всех. Его соратники в два ряда лежали ниже с обеих сторон от него.

Не пожалели горючих и ароматных масел. Грандиозный костёр должны были увидеть Боги на своём Олимпе.

Вокруг костра стояли воины в боевом облачении поотрядно со своими предводителями. Перед тем, как зажечь костёр, жрецы закололи не один десяток быков. Это была жертва Богам. Сердца жертвенных животных положили на брёвна. Они должны были сгореть с убитыми воинами.

Подожгли костёр сразу с четырёх сторон - Ахилл, Агамемнон, Аякс Оилид и Одиссей.

За тело Гектора отец заплатил огромную сумму, больше, чем за всех пленных вместе взятых.

Троянцы похоронили своего вождя со всеми почестями.

Целый месяц после этого у стен шли небольшие, но ожесточённые бои. Троянцы яростно нападали на ахейские отряды. В одной из таких схваток Ахилл стремительно влетел на колеснице в открытые ворота города, смяв выходивший оттуда отряд троянцев. Здесь в воротах его поразила троянская стрела. Она вошла ему в шею под ухом. Возница успел подхватить тело своего царя и вывел колесницу обратно. Говорили, что смертоносную стрелу пустила рука Париса. Он, действительно, в это время был с луком у этих ворот.

Смерть молодого героя потрясла ахейское войско. Его оплакивали очень долго. Даже троянцы, радуясь этому, не нарушали атаками горе врагов.

Пепел Ахилла, так же как и Патрокла, поместили в золотой сосуд и захоронили на вершине большого холма напротив входа в Геллеспонт. Над могилой поставили обелиск из светло-розового мрамора.

* * * * *

Боги ли надоумили Одиссея, сам ли он додумался, но мысль, что поможет закончить войну только хитрость, глубоко запала в его голову. Он долго стоял на холме и смотрел на море после захоронения урн с пеплом Ахилла и Патрокла.

Идея пришла неожиданно. Хитрость и коварство были в ней, но война уже пришла к той стадии, когда все средства хороши для достижения успеха. Надо продемонстрировать подготовку к большому штурму. И сведения об этом должны подтвердить троянцам их "верные люди". Но штурма не будет. Будет захват города хитростью.

Кроме Агамемнона в суть плана не будет посвящён никто!

Среди греков давно уже были сведения, что в дальних восточных странах есть устройства, которые кидают большие камни и огромные стрелы. Одиссей решил использовать эти слухи. После появления у ахейцев штурмовых башен, троянцев можно было удивить и другими новинками.

На виду у города, но достаточно далеко от ворот, начали строить новую башню, которая уже получила у воинов название "конь" за свою похожую на лошадь с длинной шеей форму. Строили не торопясь. Когда нижняя часть была сделана, её придвинули немного ближе к городу. Среди строителей появились египтяне и нубийцы. Вверх башня не росла, а возня вокруг неё была заметна со стен города, и появление южан тоже не обошлось без внимания. А слухи ползли в город. Ахейские воины тоже не знали, что же задумали вожди. Пытались задавать вопросы Одиссею, который всем распоряжался. Он отшучивался весело. Троянцы и об этом узнавали, и их это очень беспокоило.

В Трою соглядатаи сообщали, что ахейцы усыпляют их бдительность, что башня не достроена и в ней готовится что-то новое. Это что-то вроде бы, может пробить стены и ворота с большого расстояния. Штурм может поэтому начаться неожиданно.

Когда донесли, что троянцы готовятся захватить и увезти башню под покровом ночи в город, Одиссей понял, что его план должен увенчаться успехом.

Башню выдвинули на позицию прямо против ворот. Это было вечером, и ночью её охраняли надёжно. Троянцы это видели по большому количеству факелов возле "коня".

На следующий вечер под покровом темноты в теле коня разместились тридцать спартанских самых опытных воинов. Потом от башни отвели народ, оставив небольшую охрану. В то же время под стенами города справа и слева от ворот с соблюдением полной тишины стали накапливать готовые к бою отряды.

Троянцы были очень осторожны. Они хорошо видели со стен огни лагеря, движение в нём. Можно было предположить, что ахейцы отдыхают перед завтрашним боем. Две небольшие группы произвели разведку, но ничего подозрительного не обнаружили. Тогда отряд в семьдесят человек вышел из ворот города. Башню-коня удалось на удивление просто и быстро по приготовленным ахейцами каткам перетащить за городскую стену и закрыть ворота, радуясь своей удаче.

По плану Одиссея спартанцы должны были дождаться, когда воины и любопытные разойдутся, и тогда выйти из укрытия. Но троянцы нарушили весь план своим неуёмным любопытством. Они стали вскрывать "чрево коня" тут же. Спартанцам ничего не оставалось делать, как тут же дать бой. Они быстро, в несколько минут, справились со своей задачей. От неожиданности троянский отряд почти не оказал сопротивления и полёг под ударами мечей. Ещё схватка не успела закончиться, а в открытые ворота уже вливались ахейские воины.

В городе началась резня. Троянцы пытались организовать оборону царского дворца, укрепившись на холме. Им удалось на некоторое время удержать наступательный порыв противника, но это был лишь миг.

Наёмные иноземные отряды, служившие Трое, устроили грабёж в северной части города. Кое-кто из местной знати под их защитой попытался вместе с ними уйти из города через северные ворота. Убежать удалось не многим. Увозимое добро и сами они стали добычей дорийцев, которые не стали врываться в город. Эти дети вольных гор и лесов не жили в городах, и воевать среди домов не любили. За городскими воротами им досталась богатая добыча.

В городе начались пожары. Сначала это были отдельные костры, потом они превратились в сплошное море огня.

Царский дворец и храм на холме были хорошо освещены. Резня добралась и сюда. Здесь уже ни кто не думал защищаться. Все метались; кто-то прятался, кто-то пытался убежать.

Старый Приам ушёл к алтарю. Он молил Богов. На их милость он уже не рассчитывал; он хотел умереть быстро и достойно. Здесь у алтаря его и настиг удар мечом по склонённой голове.

Парис, не проявлявший никогда желания сражаться, в порыве отчаяния с луком в руках, полным колчаном стрел и отвагой в глазах, освещённый пламенем пожаров, посылал в ахейцев стрелы, одну за другой, пока его грудь не пробила стрела Филоктета.

Пожар начался уже и во дворце. Елена с женщинами спрятались в дальних покоях. Пожар пришёл туда раньше ахейцев. Они уже задыхались в дыму, когда тяжёлые деревянные двери затрещали и рухнули под напором воинов. Это были спартанцы во главе с Менелаем. В дверном проёме осталась стоять огромная вся в крови и копоти фигура Аякса Телемонида. Это его могучее плечо свалило дубовую дверь.

Женщин вытаскивали из дыма. Некоторых тут же изнасиловали, даже не дав им отдышаться.

Первым лучам солнца представилась страшная картина. Вчера ещё красивый и полный жизни город превратился в руины и груды пепла. Ветерок разносил гарь и запах горелого. На улицах и во дворах валялись окровавленные и обгоревшие трупы. Тысячи победителей рыскали в руинах, собирая оставшиеся ценности. На стоны и призывы раненных и умирающих никто не обращал внимания. Оставшиеся невредимыми немногие жители города ещё до рассвета постарались покинуть его. Они далеко не уходили, зная, что через несколько дней грабёж будет закончен и можно будет вернуться на родные пепелища. Кому не повезёт, те попадут в рабство.

Царскому дворцу не дали сгореть целиком. Часть жилых помещений и тронный зал остались невредимыми. Здесь было чем поживиться. Огромные богатства царского дворца и дворцов вельмож свозились в лагерь.

Агамемнон утром сам прибыл посмотреть на результат в одну ночь завершившейся девятилетней войны. Он стоял у колоннады дворца и разглядывал простиравшиеся внизу дымящиеся развалины. Огонь не тронул только храм Аполлона. Гарь засыпала его беломраморные алтари и мозаичные полы, но всё было цело. Жрецы и немногие жители, в основном это были дворцовые слуги и рабы, ждали своей участи в храмовом дворе. Жрецы уже не молили Богов. Их приговор свершился. Кассандра была среди них. Но она была так далека от всего, что здесь происходило. Всё это она уже давно видела в своих вещих видениях. Теперь она разговаривала с Бессмертными; она была среди них; она стала одной из них. Ей уже нечего было делать среди смертных.

Агамемнон приказал к темноте закончить всё и покинуть город. Тела поверженных противников пусть останутся, где лежат. Вернувшиеся жители или стервятники решат их участь.

Своих погибших и раненных начали собирать, как только солнце начало припекать. Их оказалось совсем немного. Троя была обречена и она пала, почти не сопротивляясь. Троянцы уже не защищали свой город, они просто старались спасти свои жизни. Кое-кто ещё пытался спасти и имущество.

Такая долгая и уже казавшаяся безнадёжной осада Трои принесла ахейцам огромные богатства. Драгоценности и оружие, ткани и прекрасная посуда, пленные и рабы. Всё это требовало раздела. Но, пока приносили дары Богам, даровавшим победу, потом праздновали, прошло десять дней. Наступал сентябрь. Время торопило. Воины рвались домой.

Первым увёл свои корабли Менелай. Он вернул свои богатства и Елену. Он уходил победителем, и главная заслуга во взятии города была в руках спартанцев. Их корабли были тяжелы от добычи.

Больше всего пленных оказалось у дорийцев. Они уже знали, что их не надо отпускать просто так. Их продали грекам за оружие и другие ценности. Отношение к ценностям у дорийцев за время войны изменилось; они многое переняли у своих союзников и южных соседей. Пройдёт немного времени, и земли Греции и их богатства станут для дорийцев желанной целью.

Цари уводили свои корабли в море навстречу каждый своей Судьбе.

Немного троянских сокровищ дошло до греческих берегов. Свирепые осенние штормы потопили много кораблей победителей Трои. Видимо, Богам тоже нужны сокровища. Они их получили на морском дне. Седой Посейдон поделил богатства правильно!

Троя перестала существовать. Ахейский Союз уничтожил соперника, но его дни уже тоже были сочтены. Слава Эллады прошла. Наступали трудные времена. Сегодняшние союзники дорийцы, многому научившиеся у греков, уже теснились на их северных границах.

1.10.95-4.02.96 г.


 

III. СТРАНСТВИЯ
(1355-1343 г.д.н.э.)

Троя издавна была большим торговым и перевалочным центром. Товары со всех четырёх сторон света привозили сюда, хранили здесь и покупали все желающие и заинтересованные. Склады заморских купцов и своих местных, которые перекупали и перепродавали, занимали большую часть города. Город богател за счёт торговли, а граждане его "жировали" и жили в неге, и не было у него соседей, которым хотелось бы нарушить эту жизнь. Он был всем выгоден, всем удобен. И далёких финикийцев, и близких соседей греков он устраивал. Последних он устраивал до тех пор, пока внутренние распри не давали им договориться между собой. Но вот, как только возник ахейский союз, который стал претендовать на свой диктат на Эгейском море, это равновесие было нарушено.

Не очень значительный, казалось бы, повод - удача ловеласа Париса, дал толчок к назревавшему переделу зон влияния.

История сложила злой анекдот про Троянскую войну о том, как ревнивый и обиженный изменой жены, спартанец Менелай собрал армию воинственных греков и пошёл под стены Трои возвращать неверную супругу и свои богатства.

Спарта, действительно, не слыла торговой страной, но в ахейском союзе была одним из столпов благодаря своей военной силе. Менелай, царь спартанцев, на самом деле был обижен, но идея большого похода на Трою принадлежала его старшему брату Агамемнону, правителю Афин, у которого были большие торговые интересы. Его претензии к Трое поддерживали и другие цари. Маленькой Итаке это всё, казалось бы, не очень было нужно, но Одиссей был одним из инициаторов дружеского союза царей, который возник во время конкурентной борьбы за руку всё той же Елены. Собственно, он был автором этой идеи. Это его обязывало принять участие в войне. (История зачастую повторяет некоторые ситуации. Возьмём современный пример - друг Борис, друг Билл, друг Гельмут, друг Рю. Но эти то временщики, а то были цари, на всю жизнь).

Поначалу казалось, что достаточно собрать силы союза, а они были огромны, и это решит конфликт полюбовно. Но ставки были слишком велики, в особенности для Трои. И она решила не уступать нажиму, хоть и сильному. Кто же мог предположить, что старый Приам не испугается такой силы (почти что НАТО). За его спиной тоже стояли достаточно сильные потенциальные союзники, те же хетты. Но они предпочли выжидать. Их устраивал любой исход событий. Они могли "давить" на соперников в борьбе своим авторитетом сильной державы, каковыми были на самом деле.

То, как закончилась Троянская война, есть Воля Провидения. Гомер об этом говорит, не стесняясь. Просто, его понимание этого облечено в одежды своего времени. Об этом не сложно догадаться, исходя из дальнейших исторических событий. На арену выходила более молодая сила - дорийцы. Ахейцы одержали пиррову победу. Они рассыпались и освободили своим северным соседям жизненное пространство. Более того, они убрали с этого пространства состарившуюся, но ещё сильную, Троаду, которая мешала бы новому, может быть больше чем сами греки.

Дорийцы, помогая грекам в этой войне, за это десятилетие многому научились. Они получили новые для себя ориентиры, которые дали толчок их движению на юг.

* * * * *

Троя была уничтожена, и судьба этой территории греков не интересовала. Занять удобную в стратегическом отношении территорию никто из ахейских царей не стремился. Но обеспечить свободный проход кораблей через проливы на север было необходимо. Наиболее дальновидные вожди греков понимали проблемы, и это их беспокоило.

Одиссей был заинтересован в этом вопросе меньше других, особенно островных правителей. Его Итака была далека, да и не так богата, чтобы возить свои товары в далёкие северные страны. Но он понимал роль проливов для всего ахейского союза в целом. Афины, Фивы, большие острова были заинтересованы в этом результате закончившейся войны. А сами по себе они не могли сложиться в нужном направлении. Требовалась ещё большая работа. Её надо было делать.

Менелай со своими спартанцами, набравшими больше всех трофеев, не стали задерживаться. Они быстро грузили на свои корабли добычу и по два, по три корабля отчаливали. Царь их не удерживал. Его главная добыча - Елена, принесла ему с собой огромное богатство, намного больше того, что умыкнул у него когда-то вместе с женой Парис. Он торопился, но не хотел покинуть места сражений и победы раньше брата. Менелай чувствовал свою вину перед Агамемноном и всеми вождями. Перед взятием Трои было решено и договорено не лишать жизни царя Приама. Это дало бы возможность сохранить Троаду, как зависимое от ахейского союза царство. Это было выгодно. Правда, Приам был стар, но он сам мог бы найти себе приемника. Такового ахейцы не видели в его окружении.

Спартанский меч прервал жизнь старого царя, да и его многочисленных потомков в порыве разрушения и убийства именно спартанские отряды выкосили как траву. То, что дворцу Приама не дали сгореть дотла и часть его сумели спасти, пожалуй, можно отнести за счёт усталости. События той ночи и страшного для Трои следующего дня развернулись так стремительно и неожиданно, что вожди ахейцев почти не смогли повлиять на их ход.

Теперь это всё создало ситуацию, в которой мудрые цари не знали, как поступить. Троянская держава была хорошо и разумно организована. Она начала счёт своим векам много раньше, чем ахейцы. Критские цари и египетские фараоны знали и уважали троян. Связи с западом и востоком были налажены давно и надёжно. На север известность и влияние Трои распространялись далеко. Народы Кавказа и далёкой Скифии знали о ней.

Письменность и ремёсла, старинные сказания и театр Трои определяли её культуру. Правда, древние боги троян постепенно уступали свои пьедесталы более молодым средиземноморским собратьям-олимпийцам, но это не очень смущало не богобоязненный торговый, в основном, народ.

Агамемнон тоже торопился домой. Он знал, что там его ждут трудности. Но роль старшего среди соратников, заставляла его сначала отправить по домам других. У каждого из вождей были свои интересы. Как только общая задача была решена - Трою победили, на первый план вышли свои заботы. А они у многих были не лёгкие и зачастую неприятные. Дом без хозяина может стать чужим. Некоторым из троянских героев пришлось свои права восстанавливать силой. И не у всех это получилось.

Всё складывалось так, что дальнейшая политика ложилась на плечи Одиссея. Он это понимал и не стал противиться; готовил, не торопясь, к плаванию пятнадцать своих кораблей и обдумывал план дальнейших действий.

С Агамемноном Одиссей советовался и согласовывал свои действия. Но, похоже было, что тому это уже не очень интересно. Может быть, афинскому царю уже было ведомо, что дни его жизни подходят к концу, трагическому и бесславному.

Одиссей решил отпустить свои корабли кроме одного домой под командой своего верного помощника Софла, который с самого начала войны стал его правой рукой.

Софл был младшим сыном старого воина, который служил ещё отцу Лаэрту, и не требовал для себя наград и особой доли в добыче. Софл был таким же как отец. Он никогда не приближался к царю и не лез ему на глаза. Но Одиссей заметил этого немногословного и скромного человека, приблизил его к себе, и ни разу в этом не раскаялся. Он оценил его трезвую смекалку и смелость в бою. Сейчас царь обсуждал с ним свои планы и внимательно прислушивался к его словам. Ему хотелось оставить около себя этого человека, но доверить всё, что они завоевали, тоже важно было надёжному человеку. Другого такого у него не было.

* * * * *

Одиссей знал, что на северных территориях Троады уже хозяйничают отряды колхов и других северных народов. Их в своё время в самом начале войны позвал на помощь сам Приам. Но они не увидели своей выгоды в этой битве, и все эти десять лет рыскали на ни кем не охраняемых просторах. Они, чаще всего, появлялись, когда созревал урожай, чтобы воспользоваться плодами чужого труда. Так было проще и безопаснее.

Последние годы местное население стало покидать свои земли, родные насиженные места. Но кое-что ещё оставалось для хищников. Даже обезлюдевшая земля приносила плоды, этот результат упорного труда народа многие века.

Были у Одиссея сведения и о том, что на эти земли зарятся некоторые вожди дорийцев. Причём, это были те вожди, которые противились участию своих воинов в войне на стороне ахейцев. И вот теперь, они уже хотели воспользоваться результатами не своей победы. Об этом полунамёком сообщил Одиссею старый боевой товарищ вождь дорийского отряда Гектономис.

Надо было договариваться с хеттами, которые могли реально установить контроль над этой землёй. Это мог сделать теперь только Одиссей. Оказалось, что больше этой политикой заниматься некому.

Одиссей и его соратники понимали, что самым опасным их соседом стали хетты. Они могли теперь спокойно выходить на восточное побережье Эгейского моря, сознавая, что у ахейцев нет уже больше сил сдержать их экспансию. Сейчас у хеттов были сложности на востоке своей страны, но это будет не вечно. Поэтому вожди ахейцев видели свою задачу в том, чтобы создать хеттам заботу на разорённом войной пространстве Троады. Если северные соседи не решались на серьёзный захват этих земель, боясь хеттов, то дорийцы были среди народов победителей Трои, и никого уже не боялись.

Греки ещё не догадывались, что "эти ребята" уже нависли над их собственными землями, но интуиция подсказывала Одиссею, что им необходимо "занять руки" и подтолкнуть на восток. Тем самым их можно было столкнуть лбами с хеттами. Но для этого надо было знать, чем живут те и другие. Среди дорийцев было теперь много друзей и знакомых. Они помогут ему потом. Он был в этом уверен. А пока, они принесут домой своим вождям информацию о Троаде, которая "стоит пустая". Значит, надо начинать с хеттов. С ними связь поддерживали все годы войны. Там тоже были люди, которые могли помочь информацией и связями, особенно за щедрые подношения.

Одиссей решал для себя вопрос, в каком качестве лучше появиться в стране хеттов, то ли в официальном, представителем ахейской коалиции, то ли с неофициальной шпионской задачей. И то, и другое имело свои удобные и неудобные стороны. Было решено, что, всё же царю Итаки, одному из победителей Трои нельзя ронять своё достоинство, и надо отправляться в качестве официального посланника ахейского союза.

Для этого визит следовало предварить гонцом. А, кроме того, решили послать ещё троих своих людей негласно. Один из них был достойным человеком и отменным воином с острова Лесбос. Он отправился к родственникам. Его мать была из знатной хеттской семьи. О его планах встретить там свою семью, жену и сына, которые давно перебрались в безопасные края, узнали люди Агамемнона. Его звали Якон. Он согласился помочь Одиссею в его миссии, но у Одиссея не вызывал большого доверия. Два других помощника отправлялись тайно. Это были тоже люди Агамемнона, оба не греки - один сириец, другой - египтянин. Этим заплатили и обещали дать ещё. Они должны были найти Одиссея сами.

* * * * *

Четырнадцать кораблей Одиссея ушли двумя отрядами на родную Итаку. Последнему надлежало отправляться к хорошо знакомому уже острову Эврос, и ждать там. Были оговорены сроки, когда он должен был подходить к азиатскому берегу и сколько времени ждать своего царя.

Одиссей оставил себе отряд из десяти воинов.

Приготовления к дальней и не лёгкой дороге были закончены. Продукты на дорогу и дорогие подарки для подношений, без которых никакие переговоры не могли быть даже начаты. А для их удачного завершения были отобраны особо ценные подарки, которые были уложены и упакованы так, что никто, кроме самого Одиссея и не знал о них. Эти ценные дары пришлось, чуть ли не насильно собирать у греческих вождей. Делиться в общую копилку для решения общей задачи не хотели, особенно те, чьи владения не имели значительного торгового интереса. Забирали ценные вещи, которые могли служить дорогими подарками. Агамемнон советовал взять для охраны большой отряд. Но Одиссей не хотел этого. Чем больше будет караван, тем медленнее он будет двигаться, и тем больше вероятности, что привлечёт внимание бродящих по стране лихих людей. Всё было продумано и, по возможности, предусмотрено.

В середине ночи перед выходом в путь лагерь разбудил стук копыт. Это на взмыленной лошади прискакал посланец от друзей дорийцев. Гектономис сообщал, что первый дорийский отряд с того берега пролива уже высаживается на этом берегу, и его уговаривают присоединиться к "армии захвата", не возвращаясь домой; или, в другом варианте, дать обещание вернуться сюда через некоторое время.

Это сообщение меняло всю расстановку сил и планы Одиссея.

Такое развитие событий грекам не сулило ничего хорошего. Дорийцы, безусловно, быстро займут свободную территорию и станут контролировать Геллеспонт. Если с троянцами уже давно сложились определённые отношения и были гарантии торговли на известных условиях, то новые хозяева могли установить совершенно неприемлемый для греков режим. Чего можно было ожидать от этих детей горных лесов, трудно было предположить. Их воинственность и неопытность в цивилизованном хозяйствовании были опасны. Правда, за годы войны выяснилось что, в военном деле союзникам на них можно было положиться. Их слово было твёрдо и помощь надёжна. Но теперь настали другие времена и задачи.

Другое дело хетты. С ними можно было договариваться. Азиаты были хитрыми политиками, но договоры, обычно, не нарушали. Их господство над этой страной могло дать им те же доходы, что имели троянцы, а условия сделок можно было изменить в пользу стороны, которая принесла им эти барыши, то есть греков ахейцев. Это устроило бы всех, кто входил в ахейский союз.

У хеттского государства сейчас было много своих хлопот на востоке. Это, по всей видимости, и не дало им возможности вмешаться в Троянскую войну. Значит, и в столкновение с воинственными дорийцами они ни в коем случае не ввяжутся. Им эта война не нужна, даже учитывая всю стратегическую важность и выгодность положения троянских земель.

Следовательно, есть один выход - остановить дорийцев! Для этого нужно наведаться к их вождям и попытаться уговорить или убедить их в том, что эти земли сейчас нет смысла занимать.

Гектономис предлагал Одиссею свою помощь и защиту, если он согласится отправиться вместе с ним на его кораблях с его отрядом. Гонец ждал ответа. Греки совещались до самого утра. Одиссей своим согласием отправиться с дорийцами прекратил все споры и пересуды. Гонец возвращался с ответом, что на третье утро Одиссей будет в условленном месте на берегу.

Часть даров перегрузили на корабль Одиссея, который до весны отправлялся на Эврос. Упаковывали подарки для дорийских вождей. Для них самым дорогим было хорошее оружие троянского и азиатского изготовления. Но за время войны многие из дорийцев научились ценить дорогие изделия из благородного золота, серебра и бронзы.

* * * * *

В назначенное утро к берегу на месте встречи причалили три лёгких дорийских корабля. Они были совсем не такими как греческие. Да и дорийскими они были только по принадлежности. Сами дорийцы не умели строить морские суда, а пользовались работой куфов, которые жили на самом севере Эгейского моря и называли себя куф, а греки звали их саф. Этот народ жил на этих землях давно и говорил на языке отличном от греческого. Они были искусными мореходами и рыбаками, но не плавали южнее Хиоса, а ходили через Геллеспонт в северные моря издавна. Они не вели активную торговлю и не посягали на чужие земли. Если на них нападали со стороны моря, они уходили в предгорные леса и выстраивали такую сильную оборону, что агрессору приходилось уйти ни с чем, потеряв не мало своих воинов, если он пытался сломать эту оборону.

Со своими северными соседями дорийцами куфы (будем так их называть) жили в дружбе и мире. Дорийцы пользовались при необходимости их кораблями, а сами прикрывали куфов с севера от любых посягательств.

Строили свои суда куфы, делая прочный набор из горной сосны, обтягивали который толстыми бычьими шкурами. С некоторого времени эти шкуры они выменивали у дорийцев на рыбу; и никогда не отказывали им в морских перевозках. Они предоставляли корабли вместе с гребцами, ведь дорийцы не были сильны в морской практике и не желали её осваивать. А необходимость в этом у них была всё большая.

Одиссей уже раньше видел эти небольшие странные корабли. На них было не одинаковое число гребцов, где восемь пар, где десять. Бывало и больше - одиннадцать, двенадцать. Видимо, строители не планировали заранее величину корабля. Она получалась, исходя из качества строительного леса, возможно, имеемых шкур для покрытия корпуса, а может быть, и от фантазии мастера. Была на них и одна мачта с большим парусом, которая легко снималась в случае необходимости. Количеству гребцов соответствовало и количество перевозимых воинов. Весь их боевой скарб размещался тут же, и при необходимости они должны были помогать команде, даже подменять их на вёслах. Был у экипажа и старший, которого называли - кипитай.

Гектономис прислал к Одиссею одного из своих лучших воинов с небольшим отрядом. Одиссей взял себе в сопровождение только пятерых товарищей. Это были его самые надёжные и верные люди. Он был для них уже не просто царь, он был их братом и отцом. Они были связаны вместе пролитой кровью и десятью годами войны.

Было странно плыть на таком непривычном корабле, но кипитай хорошо знали своё дело, погода была хорошая, и на второй вечер они прибыли к нужному месту на берегу.

Большая бухта была прикрыта от всех ветров. Западный её берег круто уходил вверх и был покрыт густым высоким лесом. Проход в бухту с южной стороны был довольно длинным и имел поворот, так что с моря нельзя было увидеть саму бухту. Был виден только поросший лесом высокий берег. Природа создала это удобное укрытие, как будто специально.

На северной стороне был посёлок, начинающийся у самой воды и уходящий по холмистой земле вверх. Строения располагались небольшими группками среди садов фруктовых деревьев. А на равнинной восточной части берега были возделанные поля.

На берегу были раскиданы сети и другие приспособления для рыбной ловли. Чуть поодаль на галечном пляже лежали вытащенные из воды лодки.

Встречал Одиссея сам Гектономис со своими людьми. Их было не много на причале из дерева с каменным основанием. Был здесь и местный вождь куфов с небольшой свитой. Одиссей отметил, что ни у кого не было с собой оружия. Даже поясные кинжалы были мало у кого. Ему было непривычно это видеть, ведь за годы войны он общался почти только с воинами. Мирные жители казались пришельцами из другого мира.

* * * * *

Сначала гостей пригласили в баню. Она была построена под каменистым обрывом, с которого, струясь и рассыпаясь в мелкие брызги, падал прозрачный поток. Большая печь с бронзовым котлом, нагревала не очень просторное помещение. В нём были большие деревянные лавки, одна выше другой, где можно было лежать, придаваясь жаркой неге. Верхняя лавка скрывалась горячим паром, который перехватывал непривычное дыхание и обжигал уши и пальцы рук, когда они тянулись прикрыть уши. Радушные хозяева предлагали немного привыкнуть и ощутить необычную прелесть ощущений. Аромат хвойных смол действовал усыпляюще.

Несколько раз Одиссей с товарищами совершали "восхождение" на этот "туманно горячий Олимп". По их телам струились потные потоки. После "восхождения" их смахивали пышными вениками мягкой листвы. Когда эти процедуры уже стали казаться гостям смертельно непереносимыми, всех пригласили выйти под прохладные струи водопада. Они показались обжигающими, но возвращающими возможность жить.

Потом, завёрнутым в мягкие полотенца гостям, принесли огромные деревянные чаши с холодным шипучим напитком. Вот так познавалось блаженство!

Была уже середина ночи, когда, одетые в простые белые длинные холщовые рубахи, украшенные скромными орнаментами по краям широких рукавов и подолов, в сопровождении хозяев они вошли в дом вождя.

Одиссей за последние годы привык уже ничему не удивляться, но здесь слишком многое было непривычно и ново для него. То, что дома были построены из деревянных брёвен и крыты они были соломой, было необычно, но приемлемо его сознанию. Дома были приподняты над землёй на большие камни, и вход в них начинался со ступеней из обструганных брёвен, над которыми была кровля в два ската, всё из той же соломы. А вот, внутреннее их устройство и убранство удивляло. Стены были ничем не прикрыты. Это были стволы деревьев, из которых состоял весь дом. В этих стенах были прорезаны большие окна, затянутые занавесями, плетёнными из тонких нитей, затейливым рисунком так, что днём они не мешали проходить свету, и давали возможность видеть через них все за пределами дома. В холодные зимние ночи эти окна завешивались плотными шерстяными занавесями. По четырём углам стояли бронзовые канделябры с несколькими факелами в каждом. Факелы горели ровным не дающим копоти пламенем, и мягко освещали всё помещение.

Посреди этой залы стоял большой стол, сейчас накрытый расписной скатертью и уставленный блюдами со всякой снедью. Угощение было разнообразно и вкусно. Было много блюд из рыбы, мясо дичи и домашних животных, горячее и холодное, много всякой зелени и пышный белый непривычно нежный хлеб. Непривычный вкус имели и вина, красные, золотистые и совсем светлые, почти как вода. В них ощущались ароматы незнакомых трав и хвои. Они были пряны и пьянящи.

Хозяин хорошо говорил по-гречески. Поэтому беседа лилась легко и свободно. Гектономис был переводчиком только тогда, когда хозяин поднимал свой золотой кубок и говорил, перед тем как выпить его содержимое, что-то очень красиво на своём немного гортанном языке. Речь его тогда была плавна и напоминала какой-то напев. Он извинился перед гостями, что не может на их языке сказать того, что положено говорить, когда пьёшь этот божественный напиток во славу и в напутствие.

Это было тоже непривычно и странно грекам. Это было красиво и трогательно. Они не знали таких обычаев, а это было древней традицией их давних соседей куфов, которых греки в своей эллинской гордыне считали северными варварами.

Беседа длилась долго, почти до рассвета. Хозяин расспрашивал о войне, но не настойчиво. Больше речь шла о родных местах Одиссея, его семье и друзьях. Гости расспрашивали о хозяевах, их обычаях и устройстве жизни, о языке и сказаниях. Чуть-чуть Одиссей коснулся вопросом о связях куфов с другими народами и знакомых им землях. Ответ был короток и невнятен. Стало ясно, что на эти темы хозяин не расположен говорить. Об истории своего народа было сказано то, что имелось в его легендах, которые могли рассказать и более осведомлённые дорийцы.

Торопиться было некуда. Два дня можно было отдыхать. Потом должны были прибыть представители от дорийских вождей, и можно будет тронуться в дальнейший путь.

* * * * *

Путь шёл всё вверх по лесным тропам. Шли пешком небольшими переходами, часто отдыхая. Дорийцы явно не торопились. Гектономис успокаивал нетерпение Одиссея рассказами о куфах и их истории. Первые два дня пути они шли по их территории. Здесь можно было ничего не опасаться. Всё походило на прогулку по лесам. К концу третьего дня Одиссей заметил перемену в поведении сопровождающих их дорийцев. Они выслали вперёд и в стороны разведчиков, и оружие держали под руками наготове. Гектономис объяснил, заметив беспокойство Одиссея, что среди дорийцев нет единодушия в последнее время, и есть вожди, которые могут совершить неожиданное нападение, зная о его визите. Ведь всех дорийцев объединяет Большой Совет Вождей, и они все приглашены на Совет к Священному Камню. Сейчас их путь лежал именно туда. Об этом знали все дорийцы.

Священный Камень издревле был местом схода вождей дорийского народа. Легенды говорили о том, что Камень этот спустился с неба вместе с их предками. Он, на самом деле, имел необычную форму и тёмный почти чёрный цвет. Вблизи него была большая сухая пещера с выходом на южную сторону. Легенда ещё говорила, что когда-то давно около этого камня жил старый огромный медведь, который никогда не заходил в эту пещеру и никого туда не пускал, ни зверя, ни человека. Только Старшая Жрица имела туда доступ и жила в этой пещере по несколько дней в периоды полнолуния. Она разговаривала в эти ночи с Небожителями, которые приходили к Камню. Всё остальное время она жила в пещерном городке-храме, который был расположен вблизи от этого места на берегу большого озера. Там жили и другие жрицы и жрецы, и они несли свою службу ежедневно и еженощно. Они учили и тех жрецов, которые постоянно жили в своих родных племенах. Их выбирали сами жрецы, по одним им известным признакам, и учили их с детского возраста по несколько месяцев в году. И всю свою жизнь им приходилось приходить сюда на некоторое время укреплять свою веру и знания.

Про медведя говорили вот как. Это было очень давно. Он появился однажды и не пустил в пещеру жреца, который должен был в ней жить несколько дней. В те поры эту службу несли по очереди жрецы мужчины. Женщин жриц тогда было значительно меньше, чем мужчин. Пришёл другой жрец, ещё один, ещё следующий. Никого не пустил зверь. Одна смелая жрица вызвалась пойти, и он не стал её задерживать. Не всех жриц он пускал и позже. Сложилось всё так, что для служения у Камня выбирали ту жрицу, которую пускал медведь. Её стали даже именовать Медведицей. К этому привыкли, и, когда медведь ушёл через много лет, видимо, умирать, Медведица стала Старшей среди жрецов. А жрецов в дорийском народе называли с тех пор медвежьим племенем.

Медвежье племя было не малым и имело большое влияние на жизнь дорийцев. Вожди не принимали ни какого серьёзного решения без совета Медведицы. Скоро должно было наступить полнолуние. Сразу после него было решено провести Большой Совет Вождей. Поэтому Гектономис вёл Одиссея к этому священному месту, получив предварительное согласие Медведицы. Его было не так-то просто получить, но подаренное им серебряное зеркало из Трои, разрешило все сомнения жрицы. Женщины остаются женщинами всегда и везде. К тому же рассказ о царе Итаки, герое Троянской войны тоже был ей интересен.

Проблема была в том, что согласие на то, чтобы дорийские отряды двинулись на опустевшие земли Троады, она дала некоторым вождям совсем ещё недавно. Они сумели её убедить, что народу дорийцев это очень нужно. Да и подарки из Трои они тоже преподнесли храму и ей лично немалые. Она была мудрой, но молодой ещё женщиной, эта Медведица!

Гектономис знал, что волнует Одиссея и греков. И он был одним из тех вождей, которые не хотели вторгаться на территорию Троады. Он видел смысл не в освоении разорённых земель, к тому же будущих чуть позже предметом спора с сильными державами востока, а постепенном внедрении на благодатные земли Эллады. Кто-кто, а он то знал, что там дорийцам никто не сможет оказать сопротивления. Да, и спешить было некуда, дорийский народ ещё не был готов пахать землю и растить виноград. Ему ещё нужно было выйти из лесов и привыкнуть к другим условиям жизни.

Правда, этих своих убеждений Одиссею он не поведал. А с вождями об этом речь уже была. Но не все, правда, его поняли, пока. Некоторым из них было понятно, что время сейчас было их союзником, и визит Одиссея был как нельзя кстати. За короткое время им нужно было выяснить, как обстоят дела в действительности в самой Элладе. Туда направились разведчики. Они должны были "порыскать" хотя бы в северных землях Эллады. Греки сейчас видели в них союзников и доверяли им.

* * * * *

Одиссей всё это время, начиная с последнего разговора с Агамемноном, обдумывал различные варианты бесед и доводов в пользу своей задачи, которые он должен предъявить дорийским вождям. Было ясно одно, что он должен сыграть на тех обстоятельствах, которые приводили к раздорам в их среде. Гектономис говорил далеко не всё. Одиссей отлично понимал это. Его спутники, сопровождавшие и охранявшие Одиссея и его товарищей, плохо говорили по-гречески, или делали вид, что это было так.

Своим товарищам Одиссей ещё там, на берегу Геллеспонта, дал наставление не болтать лишнего и, вообще, говорить между собой только на родном диалекте, который дорийцы вряд ли понимали, на самом деле.

Эллины все говорили на одном языке, но в каждой местности по-своему. На Итаке была принята скороговорочка, которую плохо понимали спартанцы и не только они. Жители Пелопоннеса подшучивали над кажущейся торопливостью речи островитян. Сами спартанцы говорили несколько отрывочными, чёткими короткими фразами, почти командами. Их тоже передразнивали все, кому было не лень. Многословные фиванцы как бы цедили протяжно слова через нос. У жителей Родоса и Крита в ходу было много финикийских слов, и говорили они напевно и громко, как в море при свежем ветре. В Микенах ещё бытовали старинные обороты времён великой культуры, но это был стиль аристократического общества. Жители азиатского побережья были крикливы, и в разговорах перебивали друг друга. Когда они затевали споры, казалось, что без драки тут не обойдётся, но всё кончалось мирно.

Спутники Одиссея, так же как и он сам, понимали не плохо уже привычную для них дорийскую речь, поэтому они прислушивались к разговорам своих охранников. Но воины дорийцы были немногословны; так что не много полезного для себя удалось подслушать грекам.

А времени до встречи с дорийскими вождями оставалось всё меньше.

Гектономис выслал вперёд своих вестников, и вскоре подошёл довольно крупный отряд воинов. Их привёл один из сподвижников вождя по Троянской войне. Он приветствовал Одиссея радостно и по дружески, хотя явно показывал своим людям, что общается со знатным и сильным вождём. Он и принёс весть, что Одиссея ждут и готовы принять несколько влиятельных вождей, собравшиеся для этого вместе.

Несколько позже выяснилось, что путь их будет проходить через заповедные земли храма, и им придётся приостановиться для того, чтобы быть представленными Верховной жрице - Медведице.

Это обстоятельство ещё больше озаботило Одиссея. Когда в дела мирские вмешиваются жрецы, а через них боги, всё становится совсем непонятно, действия приобретают странные следствия, ничего предусмотреть становится невозможно. Это Одиссей знал не понаслышке. Сколько раз их божественная воля ставила его перед неразрешимыми задачами. Но знал он и другое - сами они и разрешают эти ситуации. Надо только догадаться, кого из Олимпийцев просить о помощи в этот раз. Иногда, кто-то из них сам приходит на помощь, но просить всегда надёжнее.

Сейчас, похоже, что, в дело могут вмешаться "чужие божества". С их нравом и обычаями Одиссей не был знаком. Его покровительницей с раннего детства была Афина. К ней и надо обратиться. Одиссей звал её в ранние ночные часы, когда вопросы не давали заснуть, и она нашёптывала ему свои советы и навевала сны. На последнем ночном привале он звал богиню настойчивей, чем всегда. Без неё сейчас он не мог придумать, как быть. И она явилась. Одиссей не мог видеть её в полной темноте палатки, но слышал её дыхание и лёгкий шелест её одежд. Главное, он внимал её словам. Они входили в душу и создавали в нём уверенность защищённости от всех бед и неприятностей. С этим он заснул, а проснулся с ясным пониманием происходящего и чувством обладания той силой, которая не имеет преград.

* * * * *

Отряд подходил к большому лесному озеру, когда впереди на тропе появились две человеческие фигуры. Это были жрецы. Они несколько минут разговаривали с Гектономисом, а потом попросили Одиссея пойти с ними, оставив товарищам своё оружие. Дорийский вождь без слов показал ему, что так нужно сделать. У Одиссея после вчерашнего вечернего общения с Афиной, не было никаких сомнений, и он со спокойной душой отправился с провожатыми, у которых на одном плече была прикреплена небольшая накидка из медвежьей шкуры.

Шли не долго. После двух сотен шагов через заросли кустарника стала просматриваться поляна, а за ней крутой каменистый склон. Провожатые остановились, не выходя на поляну, и показали Одиссею, что он должен идти вперёд. Из-за поворота скалы вышла женщина. Она была в длинной белой тунике подпоясанной красным шнуром и над головой её возвышалась, но не лежала на белокурых волосах, медвежья голова. Женщина была молода и красива. Она стояла, опершись правой рукой о камень, а в левой ладони опущенной руки был багрово красный кристалл. Кивком головы, царственным жестом она показала. Что он может подойти к ней. И в пяти шагах её следующий жест остановил его. Одиссей чувствовал её гипнотическую силу, захотелось опуститься перед ней на колени, но в последний момент, будто чей-то лёгкий вздох за спиной пробудил его. Он глянул прямо в прекрасные голубые глаза Медведицы. Она улыбнулась и поприветствовала его на хорошем греческом языке, назвав его не царём, а древним критским словом, обозначавшем понятие "хозяин-отец народа". Потом она пригласила Одиссея под невысокий свод пещеры, где стояли две деревянные скамьи, и на стенах были закреплены горящие смоляные факелы. Чуть в глубине на трёхногом основании стоял бронзовый сосуд с курениями. Пахло нежно и дурманяще. Одиссей взял себя в руки, и стал внимательно следить за своими ощущениями.

Прекрасные голубые глаза всё видели. От них нельзя было утаить ничего. Она, ещё раз улыбнувшись, сказала, что рада приветствовать в этих краях любимца Олимпийцев. И ещё она сказала, что у них будет потом время поговорить. За всё это время Одиссей не произнёс ни одного слова, но ей этого было и не надо. От него не скрылось её всеведение и умение читать мысли собеседника. Понял он и то, что жрица увидела его сопротивление своим чарам, и что ему предстоит ещё бороться с ней, мериться силами в умении скрывать и хитрить. Ему не была нужна эта игра, но она уже сделала первый ход в партии, и ему придётся делать ответный.

Одиссей подумал, выходя из пещерки и влияния Медведицы, что может надеяться только на помощь Афины, хотя это уже не её территория.

Спутники Одиссей были обеспокоены долгим его отсутствием. А ему показалось, что всё произошло очень быстро. Это было ещё одно открытие для него; это надо было учесть.

Лагерь на берегу озера был уже разбит, и начинало темнеть. Одиссей отказался от еды, приказа себя не беспокоить и удобно устроился на большом прибрежном камне. Вода плескалась у его ног, а мысли были далеко отсюда.

* * * * *

Утро было прохладным, тихим и ясным. А на душе у Одиссея было пусто и тоскливо. Но, его удивляло то, что мысли, которые угнетали его всю дорогу сюда, исчезли сами собой. Он знал, что и как он скажет вождям дорийцев.

Начиная с этого утра, события полетели подобно штормовому ветру, то налетая на него со свирепой скоростью, то вдруг давая передышку. Вожди приняли Одиссея как дорогого гостя. Угощениям не было видно конца, вина лились не переставая. Беседы длились долгими ночами до утренней зари. Так было три дня. Потом была уже знакомая баня с купанием в холодном горном ручье. И только пройдя все блага дорийского гостеприимства, Одиссей услышал слова о том, что можно будет обсудить вопросы, которые привели такого героя в далёкие края.

Гектономис проводил Одиссея, одного без его постоянных друзей-спутников, в небольшой дворец-крепость на лесной поляне. Он стоял на гранитном холме с крутыми склонами среди сосен, и был окружён дубовыми стенами с трёх сторон. Там, где был подъём, стена была в два человеческих роста высотой и выложена из огромных камней.

Вождей было, кроме Гектономиса, пятеро. Все они были не молоды и седобороды. Один казался, хотя и выглядел совсем бодро, очень старым. Простая одежда, какую носили все дорийские воины, дополнялась бронзовыми, с позолотой обручами на голове, да мягкими кожаными сапогами до середины икры на ногах.

Гектономис тоже был теперь одет как все они, и сидел на их стороне напротив Одиссея, но так, чтобы остальные вожди могли его видеть и слышать перевод, который он делал. Все сидели на деревянных табуретах со спинкой. Шесть табуретов стояли дугой, седьмой - в фокусе их внимания. Разговор начался без промедления с вопроса о том, какие заботы или дела привели Одиссея к ним. Но Одиссей знал, что этикет не требовал сразу отвечать на вопрос. Ответ мог быть достаточно пространным и неопределённым, чтобы вызвать новые вопросы. Иначе беседа не могла быть интересной. Он начал с причин, вызвавших эту войну, напомнил, что уже раньше были небольшие боевые столкновения троянцев с греками, и напряжённость постоянно подогревалась. Он похвалил действия дорийсих воинов в сражениях Троянской войны, их смелость и умение стремительно нападать и так же молниеносно рассеиваться.

Вожди кивали довольно седыми головами.

Потом Одиссей дал оценку результатов этой войны, и анализ сложившегося положения. Вот здесь и должен был быть достигнут нужный результат. Он знал, что дорийцы плохо знакомы с тем, что представляет собой Азия. Они ещё не были вхожи в большой цивилизованный мир, где делили земли могучие властители держав. Конечно, они знали о существовании государств хеттов, миттани, египтян, но о них эти дети вольной природы знали мало. Одиссей мог позволить себе любые выдумки. И он пользовался этим в полной мере. Важно было убедить их, что на территорию бывшей троянской державы претендуют те, у которых большое войско и много сил и богатств.

Беседа продолжалась долго. Вожди спрашивали, Одиссей отвечал. Беседовали ещё четыре дня. Теперь уже спрашивать удавалось и Одиссею. Вожди отвечали охотно о своей жизни и обычаях, но очень уклончиво и коротко о делах и планах.

Ждали прихода других вождей. Но, время шло, а никто не появлялся. Потом прибыли два гонца с известиями, что дела задерживают вождей. Надо было ждать сбора Большого Совета Вождей у Священного Камня.

Гектономис предложил Одиссею погостить это время у него. Выбирать было не из чего, и он согласился. Товарищи его должны были остаться на месте. Это не нравилось Одиссею, но пришлось согласиться и на это, поверив хозяевам, что с ними всё будет хорошо.

* * * * *

Всё было ново Одиссею. Необычные для него горные леса и деревни с разбросанными по склонам гор в ущельях, или теснящиеся около рек в широких долинах жилищами из деревянных брёвен, свободный нрав их жителей, и любопытство мальчишек. Их воинские игры были похожи на игры эллинов, но приёмы боя и оружие сильно отличались.

Гостеприимство дорийцев стало уже привычным. Семья Гектономиса была большой и состояла из семей всей ближней родни. За огромный стол садились все братья и сёстры с жёнами, мужьями и детьми, и ещё какие-то родственники. Ели обильно, вкусно, помногу и подолгу.

Прошло ближайшее полнолуние, подходило следующее. В горах выпал снег. Одиссей впервые видел настоящий зимний лес. Здесь был, казалось, далёкий север. На самом же деле до родной Итаки было не так далеко.

Наконец прибыл гонец, зовущий на Большой Совет. Собрались быстро. Этот путь показался Одиссею бесконечным. Прибыли опять в тот же дворец-крепость. Когда собрались все вожди, они отправились к Священному Камню. А Одиссей остался один. Ему было над чем подумать. Сидя на открытой галерее, он глядел на заснеженную вершину горы, которая поднималась на севере над верхушками стройных сосен. Сейчас ему было сложнее, чем в начале его визита. Время шло, события происходили вне его внимания. Он не знал, что делается на территории Троады, что предпринимают дорийцы. И, вообще, он был здесь уже не столько гостем, сколько, пускай почётным, но пленником. Все его действия зависели теперь от хозяев, да и жизнь, пожалуй, тоже. Он не мог узнать даже, где его спутники. Гектономис старался теперь не говорить с ним на серьёзные темы. Всё застыло в каком-то ожидании. Как этот лес, который ждал начала настоящей зимы.

Священнодействие перед Большим Советом Вождей начиналось в полдень после полнолуния. Вожди вернулись в замок только вечером, когда уже смеркалось. Все были серьёзны и торжественно молчаливы. Была общая трапеза, к середине которой вино всё же разогрело их и развязало языки. Закончилась трапеза общими торжественными песнопениями уже заполночь.

Одиссей не успел ещё заснуть, когда к нему в дверь постучался негромко знакомый воин дориец из приближённых к Гектономису. Он сказал, что Одиссея сейчас зовёт к себе Медведица. Они спустились в лес по незаметной тропинке по задней стороне возвышенности и, вскоре пригнувшись, вошли в невысокую пещерку, где на стене горел факел. Провожатый дал его в руку Одиссею и показал тёмный вход в подземную галерею, которая вела в жилище Медведицы. Идти пришлось не долго. Одиссей оказался в просторном помещении, хорошо освещённом и красиво убранном. Здесь его встретили две девушки жрицы, забрали факел, предложили оставить свой меч и кинжал, сказав, что его безопасность в покоях "самой Медведицы" гарантирована. За расшитым красивым орнаментом занавесом был проход в следующее помещение, немного меньшего размера, но более уютного. Здесь было мягкое освещение, звериные шкуры на полу, две большие старинные амфоры, с орнаментами, в углублениях стен знакомые уже треножниками с курящимися благовониями.

Она поднялась с подушек, на которых полулежала около низкого чёрного столика, стоявшего на четырёх ногах-лапах. Одиссей был готов, на сей раз, и первым приветствовал хозяйку. Это дало ему ощущение свободы в действиях. Медведица дала почувствовать, что не будет вести себя с ним, как в прошлый раз, и предложила ему расположиться, как ему будет удобно, и выслушать её. Одиссей сел и, действительно, с полным вниманием стал слушать её мелодичную, чуть странновато звучащую для его уха, греческую речь. Она предупреждала Одиссея о распрях вождей. Поход через пролив на территорию Троады не имел целью её захват. Здесь были скрыты мотивы в борьбе за верховенство над дорийцами. До сих пор все дорийские племена были самостоятельны и соблюдали договор о дружбе и взаимопомощи, заключённый вождями более ста лет назад. Единая и высшая воля была во власти жрецов храма, или самой Медведицы. Бывали времена, когда Совет Вождей мог диктовать храму, бывали такие властные жрицы-Медведицы, которые подминали под себя вождей. Её предшественница имела огромный авторитет и правила всеми племенами. Сейчас во многих племенах молодые вожди, и она тоже ещё молода. У них идёт скрытая, но тяжёлая борьба. Троянская война, и самовольное участие в ней отряда во главе с Гектономисом, сильно пошатнули влияние храма. Воины, пришедшие с азиатского берега, принесли много новых умений и знаний. Кое-кто из них стал поклоняться олимпийским богам. Медведица хочет, чтобы Одиссей стал её союзником в этой борьбе. Если он не согласен, то, хотя бы, пусть расскажет о своей стране, её обычаях и богах, и ещё о том, что такое эллинский большой мир.

Она тронула его своей искренностью. Одиссей почувствовал в ней некую беспомощность, и он ответил согласием помочь.

Беседа показалась ему короткой, но Медведица сказала, что уже светает и у него нет времени поспать перед разговорами с вождями. Поэтому она предложила ему выпить напиток, который даст ему бодрость и силу на весь день. Он засомневался, но её улыбка успокоила. На прощанье жрица сказала, что пришлёт за ним, когда придёт время встретиться.

У занавеса появились бесшумно те же две жрицы. Они вывели его к выходу в лес, где его ждал провожатый.

* * * * *

На Большом Совете присутствовало семнадцать вождей. Двоих не было. Один молодой вождь участвовал в походе на другой берег Геллеспонта, другой был уже стар. Их представители приехали на Совет, но присутствовать без вызова вождей в собрании не имели права. Одиссей тоже был приглашённым. Его провели в большой зал Совета, когда были закончены там приветственные ритуалы и выбран ведущий сегодня Совет.

Поскольку гость был царского ранга, приветствовали его стоя. Сели на места все вместе с Одиссеем, когда его представил совету Гектономис и председательствующий сказал царю приветственное слово.

Одиссей надел белоснежную праздничную тунику с красной узорной окантовкой, широкий пояс с золотой отделкой и на голову водрузил свой золотой широкий обод с большим изумрудом надо лбом. На плечах его лежал синий шерстяной плащ с дорогой отделкой, финикийской работы.

Первый день был для приветственных речей и кратких хвалебных рассказов о своих племенах. В этот день не затрагивались вопросы войны или опасности, недоразумений и бед. В этот день по старинному обычаю все были друзьями, любили друг друга и говорили одни только хорошие и приятные слова. Так было заведено давно их предками, и ни кто не нарушал этого уложения. Одиссею тоже дали сказать приветственные слова. Причём, ни кто не переводил их. Многие, если не все вожди, понимали его. А, если кто-то и не понимал, всё равно, не было принято переводить, тем более, прерывать говорившего.

Потом было застолье. Вот здесь можно уже было говорить всё. И возникали споры, и слышались громкие не всегда добрые слова, но до ссор или распрей не доходило. А, когда дошло до общего пения, все прониклись духом гармонии.

Одиссея тоже подхватил этот поток, он почувствовал внутреннюю гармонию и сопричастность с происходящим. Он вспомнил давно и далеко ушедшую молодость и их пиры с ахейскими вождями. Жалко, что они не умели так дружно и красиво петь.

На деловой разговор его пригласили только на четвёртый день Совета. Он сказал почти то же самое, что говорил в первую встречу с несколькими из них. И вопросы в основном сейчас ему задавали те же, что и тогда. Но реакция сейчас была другая, не такая единодушная и спокойная. Многие интересовались военной силой азиатских держав, ролью и возможностями в военных действиях флота, опытом штурма Трои и приспособлениями имеющимися для таких действий. Большой интерес вызывали конные летучие отряды колхов, скифов и амазонок. Были заданы и вопросы о торговых связях и отношениях в "большом мире".

На некоторые вопросы Одиссей постарался ответить подробно, в некоторых он отделался короткими ответами, сославшись на незнание этих вещей. Он понимал, что интересует дорийцев, и старался нарисовать им картину выгодную для решения своей задачи. Он ещё не знал, что дорийцы уже отправили своих людей в разные города Греции, и, что их отряды уже возвращаются с того берега пролива, не увидев на разорённых землях привлекательных для себя перспектив. Поэтому молодые активные вожди интересовались, что есть в Азии за пределами Троады, где можно отличиться и нажить богатства и славу. А убелённые сединами вожди больше спрашивали про греческие дела. И это не нравилось Одиссею и вызывало озабоченность. Правда, один из вождей сказал, что много слышал от дорийских воинов, участвовавших в Троянской войне, о воинской выучке и отваге спартанцев, но это дало Одиссею лишний повод задуматься о том, что старые вожди неспроста выведывают военную силу нынешней Эллады.

Ещё один вопрос беспокоил его; что сказать о цели своего визита. Его ещё ни разу об этом не спросили. А он сам ещё не знал, как на это ответить. То, с чем он сюда ехал, его мысли и рассуждения о судьбе родной Эллады, сейчас очень изменились. Он понял, что Судьба дала ему шанс и возможность направить энергию целого народа, который созрел к действию. Дорийцам нужен был только вождь, который смог бы сломать самостоятельность племён, и объединив их, повести в завоевательные походы. Ближе всех от них находилась его родина. Значит нужно создать им угрозу, или убедить в существовании такой.

В один из этих вечеров за ним опять прислала Медведица. Одиссей решил, что ей надо бы в разговоре "подкинуть" мысль о хеттской угрозе. Он понимал, что сделать это будет очень трудно, ведь она могла читать мысли. Правда, Одиссей не знал, насколько эта её способность неотразима, и как можно её обмануть или усыпить её бдительность. Вряд ли в разговоре она всё время прослеживает за всеми мыслями собеседника. Надо бы попробовать проверить это.

Он уже уверенно и спокойно чувствовал себя с ней. Разговор получился в форме приятельской болтовни обо всём и ни о чём. Но было ясно, что жрицу интересует, как проходит совещание вождей, больше, чем она хочет это показать. Он стал осторожно подыгрывать ей. Это было выгодно сейчас. И то, что ему было нужно, он тоже сумел между всем остальным высказать. Но беспокойство он показал только в вопросе о судьбе своих спутников. Он ничего не знал о них, и просил, чтобы ему дали возможность с ними увидеться. Она обещала, между прочим, заметив, что всё равно всю зиму и ему, и им придётся быть гостями её храма.

Разговоры на Совете уже были скучны для Одиссея, но он посещал все заседания, стараясь почерпнуть хоть по крупицам интересующую его информацию. Были и отдельные разговоры с некоторыми вождями. Они выказывали ему своё расположение, и некоторые приглашали погостить у них.

Разъезжались разом все в один день. Гектономис перед отбытием пришёл к Одиссею проститься. Он позвал сюда царя Итаки и считал себя за него ответственным. Он сообщил, что Одиссею лучше всего не соглашаться ни на какие приглашения, а остаться под охраной гостеприимства жрецов. Ещё он предупредил Одиссея, чтобы тот был внимателен в общении с Медведицей, и не очень ей доверял. Как только море позволит перебраться на восточный берег Геллеспонта, он сам или его люди проводят гостей к куфам. Им заплатили за обратный перевоз. Важно до них добраться. Но это будет не раньше конца весны. С этим и простились, получилось, что навсегда.

* * * * *

Храм был пещерным. Он занимал многие десятки больших и малых пещер и пещерок, расположенных под поверхностью гористого леса. Они начинались вблизи озера и уходили внутрь горы в разные стороны, имели выходы вблизи и вдалеке от основной пещеры Медведицы. Мало кто из жрецов знал всю систему храмовых помещений и переходов.

Одиссея сразу после прощания с вождями проводили в помещение, где ему предстояло жить всё время пребывания у дорийцев. Он не знал и не мог предположить, сколько это будет. Из его пещеры, небольшой, но тёплой и уютной, был короткий и простой выход к озеру. Но вход в него для человека постороннего был почти неприметен.

На этот раз его провожали и показали всё, что ему было необходимо, жрецы мужчины. Они почти не знали греческого языка, и объясняли ему больше знаками, чем словами.

Ему было предложено пока отдохнуть и привыкнуть к новому жилищу. Он понимал, что нужно вырабатывать терпение; когда надо будет Медведице, за ним придут её посланцы.

Так и произошло. Сначала беседы были редкими, потом они стали проводить вместе почти каждый вечер. Разговаривали на разные темы, но частенько Медведица заговаривала о богах своих и Олимпийских. Она рассказывала Одиссею о тех, кто влияет на жизнь дорийцев. Они не жили как Олимпийцы где-то близко на Земле, они были небожителями, но очень похожими на тех, кто жил рядом с греками. Основным вершителем судеб дорийцев был лучезарный Феб-Солнце. Но Верховные Жрицы, Медведицы, общались с его отражением, а не с ним самим. Оно и было Полной Луной. Так велось издревле.

Одиссей, подумав, решил, что это не так уж безобидно для него. Греки лучезарного бога называли Аполлоном, а с ним у Одиссея были сложные и совсем не дружественные отношения. Одиссей не считал его своим врагом, но недоброжелателем своим видел не один раз. Афина предупреждала его и сейчас о коварстве Медведицы, и призывала к осмотрительности.

Медведица несколько раз предлагала присутствовать на мистериях, посвящённых различным природным датам. Он согласился посмотреть, как жрецы будут отмечать конец года в самый короткий день, когда солнце дольше всего не показывается над горизонтом. В этом празднике участвуют не только жрецы, но и жители ближних поселений. В этот раз собирались быть в храме и несколько вождей. Обещала Медведица привести на праздник и его товарищей, которых он до сих пор не видел. Это решило его сомнения.

Мистерия начиналась перед самым восходом светила, когда оно появлялось из-за лесистого холма на востоке. Гимн солнцу исполнялся многоголосым хором из сотен жрецов и многих-многих гостей, которые были и зрителями и участниками. На огромной поляне могли поместиться несколько тысяч человек. Жрецы уходили в пещеры храма, чтобы снова выйти для новых священных действий. Они менялись, а гости оставались на месте. Всё закончилось только тогда, когда золотой диск скрылся за высокой горой на западе. Тогда многие пришедшие на праздник начали разжигать костры по краю поляны, и ещё долго не расходились, подогрев себя вином и едой, пели и плясали, славя солнце, которое согревает и даёт жизнь.

Одиссей встретил своих друзей, но радости от встречи не было. Они будто забыли всё, что было раньше. Их пустые, рассеянные взоры говорили о том, что они не в себе. Они тихо стояли среди жрецов, не проявляя интереса к происходящему. Одиссей их тоже, по-видимому, не интересовал, хотя нельзя было предположить, что они его не узнали. Их странное поведение сказало Одиссею очень многое. Он понял и то, что Медведица не просто так уступила его настойчивым просьбам, повидать их. Это был предметный урок.

После праздника на него стали оказывать настойчивое давление, хотя и очень мягкое, чтобы он принял участие в других ритуалах. Намекали аккуратно и, что его могут принудить против его воли, как это было с его товарищами.

* * * * *

Одиссею всё больше нравились прогулки по настоящему зимнему лесу. Дышалось легко, и мысли приходили в порядок. Ему всё чаще казалось, что ему навязывают какую-то мысль. Какую, он не мог пока понять, и это его беспокоило. Он ходил по глубокому снегу, мял его в пальцах до того, что они переставали чувствовать холод, охлаждал лоб, но решения загадки не находил.

Однажды он ушёл дальше обычного, и вышел на большую поляну, где человек тридцать обнажённых до пояса крепких молодых мужчин делали энергичные упражнения, демонстрируя удары и нападения длинными палками. Он понял, что это обучение молодых воинов. Приёмы боя были почти такие же, какими пользовались греческие воины, но орудия были длиннее и тяжелее, чем у них. Одиссей вспомнил свою юность, и эти суровые мальчишеские развлечения, когда учение стимулировалось тем, что плохо учась, ты получаешь болезненные удары.

Одиссея заметили. Старший или учитель подошёл к нему и спросил, что он тут делает. Оказалось, что царя Итаки здесь знали, и это были жрецы монастыря. Собственно эти жрецы и были воинами. Они не были против его присутствия, больше того, старший предложил ему, опытному воину, показать какой-нибудь интересный приём, если он не против.

Он стал приходить на поляну регулярно. Это было приятным и полезным развлечением. Его мышцы стали подавать голове нужные сигналы, и он стал возвращаться в нормальное состояние.

Вскоре выяснилось, что такие вольности в поведении "высокого гостя" не входят в планы Медведицы. Во время тренировок воинов-жрецов, с некоторых пор у него появились срочные и неотложные встречи то с самой Медведицей, то с кем-то из её приближённых.

Зима подходила к концу. В воздухе появился запах весны, солнце осаживало снег на полянах, с веток деревьев он сходил капелью. Не ежевечерние теперь встречи с Верховной Жрицей стали носить другой характер. Она каждый раз вела себя по иному. Одиссея это сначала забавляло, потом он понял, что она таким образом "подбирает к нему ключи". Была у него мысль спросить впрямую, что ей от него надо. Но что-то удерживало его от этого.

Потом ему, видимо, стали добавлять в пищу какие-то снадобья. У него появилась сонливость и некоторая апатия. Но это было недолго, и прекратилось.

Некоторые вечера они проводили не вдвоём, а вместе с несколькими молодыми жрицами. Медведица говорила, что они хотят поучиться правильно говорить по-гречески. Но девушки всё настоятельнее проявляли в нём физическое влечение. Иногда Медведица покидала их на время. Тогда жрицы вели себя откровенно вольно. Одиссей решил, что "от него не убудет", если всё будет под его контролем. Но он просыпался, обычно, после таких развлечений у себя в жилище, не помня того, что и как было с ним. Однажды он понял, что утро это не следующего дня, а их прошло несколько. Но прогулки на поляну к воинам опять стали возможны. Поляна покрылась уже свежей травой. Ему это нравилось, он набирал силы. Но в завтра он перестал заглядывать. Всё как-то изменилось для него. Медведица теперь уже не казалась ему коварной. Он видел в ней молодую красивую женщину. Она становилась всё больше желанной.

Она оставила его в своих покоях жить. Всё пошло по-другому. Его обуяла любовь!

Однажды, они гуляли по красивой дубовой роще. Медведица ушла немного вперёд, а Одиссей немного отстал, задержавшись у небольшого ручейка. Обернувшись, он заметил, что листья на деревьях пожелтели, и понял, что уже настала осень. Его мысли, беспомощно крутясь в голове, что-то пытались найти, куда-то его звали, но он не мог понять, куда. Медведица обернулась и быстро пошла к нему, уловив его поиски. Одиссей смотрел на её приближающееся лицо, и оно начало меняться. Сначала выплыл из сознания знакомый лик богини Афины, строгий и требовательный. Потом начал выплывать новый образ, такой знакомый и почти забытый. Это было лицо Пенелопы. Он повернулся и побежал от Медведицы. Побежал к озеру, где был его любимый камень. Она не стала его догонять.

* * * * *

В этот вечер Медведица пришла к нему в его маленькую пещеру сама. Сама она начала и сложный разговор, к которому Одиссей не был ещё готов. Он ещё не отошёл от того потрясения, которое так сразило его душу днём. Его память вырывала картинки прошлого, то детства, то войны, то недавние события, то давно прошедшие. Очень трудно выстраивалась временная цепочка. Он с мучением разрывал покрывало колдовского гипноза Медведицы; и вот теперь она пришла снова. Он приготовился защищать то, что только начало восстанавливаться. Но она тихо села на табурет и попросила её выслушать внимательно.

Свой рассказ она начала издалека. Речь шла о том, что Одиссей уже понял сам, о том, что дорийские племена переживали глубокий кризис. Вожди ссорились между собой, начались междоусобицы, пока ещё без пролития крови, но уже достаточно злобные. Счастье, что не было вблизи достаточно сильных и враждебных народов. Среди молодых вождей зрела идея сильной власти одного правителя - царя. Жрецы тоже хотели получить большее влияние на народ и вождей, в первую очередь. Поэтому они постепенно оттесняли женщин жриц от тех преимуществ, которые были пока у них. Старинная традиция главенства женщины - Медведицы многим была не по нутру.

Боги в минуты духовного откровения подсказали ей мысль - родить сына от героя полубога, каким мог стать для её людей сейчас только он, Одиссей. Для этого она предлагала ему участвовать в мистериях; и очень зря не сказала ему всего раньше. Она боялась, что он откажется, а всё зная, сумеет противостоять её чарам. Теперь она носит под сердцем его дитя, и не боится уже ничего. Теперь она может его ещё раз просить принять участие в мистерии, где он на глазах у тысяч дорийцев уйдёт с богами на небо. Она знает, как это сделать, чтобы все поверили в чудо. Он же тихо и незаметно отбудет домой, или туда, куда ему надо. Сын его станет единым и сильным царём дорийцев. Это ей обещали боги!

К спутанным мыслям Одиссея прибавились новые, совсем неуправляемые, и это внесло в его метущееся сознание ещё больший сумбур. Это спасло его от всеведения Медведицы. Прочитать в таком бурном и беспорядочном потоке хоть одну мысль было просто невозможно.

Она не ждала его согласия. Она сказала, что до мистерии осталось двадцать дней, и ушла.

Из хаоса родился порядок. Теперь ему было ясно, что после мистерии его роль будет сыграна до конца. Уйти к богам он должен по-настоящему. А сохранить жизнь можно, только перехитрив коварную жрицу. Надо обмануть и её верных помощниц.

Он спал в эту ночь сном младенца. И сны ему виделись детские - мать с отцом, друзья и любимый пёс. А потом снилась Пенелопа. Она просила его вернуться, спасти себя и всех их, которым очень плохо без него.

У Одиссея была единственная надежда на помощь Гектономиса. Он пошёл на поляну к воинам-жрецам. Одним из наставников там был знакомый воин из отряда его друга. Он нашёл его и тихо, не привлекая внимания, просил передать дорийскому вождю, что ему срочно нужна помощь, что он в опасности. Одиссей был уверен в том, что воин выполнит его просьбу.

Теперь он каждый день ходил тренировать своё тело, а вечерами на берегу озера приводил в порядок свой дух. Он смотрел на отражение в глади озера Луны, этого отражения сияющего света Солнца. Он играл с Фебом-Аполлоном в свою игру - отражение отражения становилось с каждым днём всё более полным. А он говорил ему, что оно для него будет ещё много раз расти и уменьшаться; и ни какая Медведица с её колдовством не сумеет его убить. Этот их спор, в котором двойному отражению невозможно было ему ответить, нравился Одиссею. Он всё больше верил в свою победу.

На шестой день после их разговора с наставником воинов на поляне появилось ещё одно знакомое лицо. Ему была назначена вечерняя встреча. Посланный Гектономисом воин заверил, что он сделает всё, о чём его попросит царь Итаки; так ему приказано вождём. Одиссей сказал, что его собираются убить в праздничной мистерии. Спасти его реально может только бегство. Посланец просил его завтра повторить свидание с ним, и быть готовым к действиям в любой момент. Назавтра он предложил организовать побег к куфам через два дня ночью.

В ночь побега небо затянуло низкими облаками. Вскоре пошёл первый в этом году снег. Это была милость богов. Снег покрыл их следы. Вскоре они вышли к опушке леса, где были привязаны две лошади с провиантом и оружием. К рассвету они были уже далеко, а к следующему утру их встретили на своей территории три воина куфа.

Одиссей распрощался с проводником и землями дорийцев навсегда.

* * * * *

Старый знакомый встретил Одиссея так же радушно, как и в первый раз. Но теперь после бани и угощения в присутствии только его самого и двух его сыновей, они остались вдвоём обсудить положение. Одиссей с трудом вспомнил сложное имя дорийского вождя. Оно было старинным, как объяснили в прошлый раз, и звучало очень непривычно для уха грека - Кротавитапишел. Белобородый дориец видел это затруднение гостя, и предложил Одиссею называть его братом. За это выпили по кубку горьковато сладкого вина.

Было решено до того времени, когда куфы начинали выходить в море, Одиссею жить в удалённой от моря деревеньке, куда частые гости дорийцы не заглядывали ни когда. Вождь обещал сохранить тайну его пребывания в своих землях. Он сам был в этом заинтересован. С дорийцами отношения складывались непросто. Сила была на их стороне, приходилось уступать почти всем их требованиям. Держались на том, что куфы были нужны дорийцам как моряки и строители лодок, которые плавали по морю.

В деревне этой греческого языка ни кто не понимал, но все они неплохо знали язык дорийцев. Одиссей за последнее время освоил его вполне. Он отдыхал от своих приключений, разговаривал со стариками, которым в зимний период делать было нечего, и играл с мальчишками. Он заметил, что это общение стало ему особенно приятным.

Зима пробежала быстро. Снег в несколько дней сошёл с холмов. На их склонах начала пробиваться свежая зелёная трава и цветы. В этот раз это радовало Одиссея как-то по особенному. Он ждал перемен в своей судьбе, и верил в удачу.

Вскоре появился вестник от Кротавитапишела. Он сказал, в какой день Одиссей должен тронуться в обратный путь. Ему предстояло, не задерживаясь, сразу же начать плавание. Всё необходимое для этого будет приготовлено.

* * * * *

День был прохладным и ясным со свежим попутным ветром. Судно было небольшое с шестью парами вёсел и хорошим парусом, а кипитай опытный и немолодой уже куф. Шли под парусом, и гребцы отдыхали, поставив лица тёплому солнцу.

Шторм налетел неожиданно под вечер. Резким порывом ветра, вдруг развернуло парус, оборвав снасти. Лодка сильно накренилась, зачерпнув воду всем бортом. Море покрылось белой пеной, волны стали частыми сильными ударами бить в борт. Парус никак не удавалось поймать за фалы, чтобы убрать с мачты. Сильный порыв ветра сломал мачту у основания, и она легла всей тяжестью на борт. От неё надо было избавиться, но это мореходам никак не удавалось. Одиссей помогал команде, как мог. Наконец, удалось столкнуть мачту в море, но сильный удар волны выкинул за борт и самого Одиссея. Он успел схватить конец верёвки, прикреплённой к мачте и подтянуться к её бревну-телу. Лодка быстро удалялась от него, и он видел, как волна перевернула её. Волны пытались оторвать Одиссея от мачты, но он обхватил её ногами и руками, не давая свирепым пенным валам сбросить себя со спасительного куска дерева. В какой-то миг чьи-то руки вцепились в его тело, и потащили опять в воду, но он выдержал этот рывок и схватил за одежду человека, ищущего спасения. Это оказался кипитай. Он боролся за жизнь из последних сил, когда уже сознание покидало его. Одиссею с трудом удалось вытащить его на мачтовый ствол. Через некоторое время куф пришёл в себя и узнал своего спасителя, но сил поблагодарить у него, видимо, не было. Им достаточно было встретиться взглядами. Так они и лежали, обняв деревянный ствол, голова к голове, захлёбываясь солёной водой и уже плохо ощущая коченеющие тела. Начало темнеть, и ветер уменьшил свою свирепость, а вскоре и совсем стих. Море успокоилось и только мягко, словно баюкая на вечный сон, покачивало своих пленников.

Одиссей больше не ощущал холода, который стал его частью. Мысли улетали куда-то далеко в другие миры, и становилось спокойно и приятно. Он ещё пытался цепляться остатками сознания за жизнь или, вернее, за ощущение жизни, но оно ускользало тихо и незаметно. Последнее его ощущение этой реальности было, когда он услышал то ли всхлип, то ли всплеск волны. Он осознал, что это тело его товарища по несчастью соскользнуло в воду; пришло желание помочь ему, но на этом всё оборвалось.

Много позже жизнь стала возвращаться к нему. Послышались голоса. Он почувствовал тепло на лице, потом жёсткую неровность под спиной. Голоса превратились в слова его родного языка; они были понятны. Он понял, что говорят о нём, о том, что он ещё живой. Одиссей вдохнул всей грудью и открыл глаза. Ему пришлось их сразу же зажмурить потому, что в них ударило солнце. Это оно грело его лицо, оно ярко светило, и было от этого глазам больно. Голоса звучали радостно и приветливо. Они узнали его, Одиссея. Они были свои, эти люди.

Ему помогли перевернуться на бок. Было больно, но это не имело значения. Он всматривался в лица и грязную оборванную одежду. Потом узнавал своих подданных, не сразу всех. Они тоже изменились за это время, и с ними тоже что-то произошло.

Оказывается, этот шторм застал врасплох и тот корабль, который остался ждать своего царя. Они приходили в назначенные сроки, ждали его и уходили на остров Эврос. Когда закончился период возможных плаваний, пришли зимние шторма, шкипер принял решение пойти на остров Лесбос, а весной ещё раз вернуться за своим хозяином. Вчерашний шторм сломал и потопил судно. Спаслись только они семеро, и их выбросило на этом месте за два часа до Одиссея. К счастью вместе с обломками, на которых они приплыли к берегу, море вынесло и ещё кое-что. Это был бурдюк с вином, немного солонины и сушёные фрукты, хоть промокшие, но всё же съедобные. Это был маленький, но спасительный дар Посейдона.

* * * * *

Радость была общей искренней и оправданной. Для Одиссея эта встреча означала, что есть помощники в борьбе за жизнь, которая была не так легка. Для его подданных это было обретением того, кто будет ими руководить в нелёгкой ситуации. Эти люди привыкли слушаться приказов. Теперь было, кому их отдавать.

Первым делом нашли чистый ручей и сумели помыться и напиться прозрачной, но холодной водой. Потом, подкрепились немногой пищей, которая была в их распоряжении. За это время высохли, разложенные на камнях одежды. Одетые в чистое, согревшиеся и утолившие острый голод, они могли уже собраться с мыслями. Одиссей выяснил, чем они располагают для обеспечения своей безопасности в пути. У них на восемь человек было три поясных кинжала и, выброшенный морем щит. Это был трофей, маленький щит степных конников. Он был гораздо меньшего размера, чем греческий, из двух слоёв кожи и совсем лёгкий. Им можно было отбить удар камня, пущенного из пращи или дротика, или прикрыть спину от пущенной вслед стрелы, но удар меча или боевого топора он не мог отразить. Этого степнякам не требовалось, они не сходились обычно в рукопашной схватке. Греки шутили, что степнякам в их просторах негде укрыться от дождя, вот они и прикрывают этими щитами свои головы. Нашлась вскоре и крепкая дубинка из омытого морской водой сучка какого-то смолистого дерева. В умелой руке это тоже было неплохое оружие.

Только теперь Одиссей стал расспрашивать своих товарищей о том, как они провели эти полтора года, и что знают о событиях в мире. Знали они не очень много. Из того, что его интересовало, практически ничего.

За разговорами время подошло к вечеру, и надо было подумать об устройстве ночлега. Места эти были знакомы ещё со времени Троянской войны. Надо было отойти от морского берега на небольшое расстояние, и найти приют среди кустарников и деревьев. Расположились под покровом олив на ложе из прошлогодних листьев. Сухой терновник, оказавшийся вблизи, дал пищу яркому и горячему костру.

Одиссей распорядился поддерживать огонь всю ночь, и устроился спать, зарывшись в листве. Но сон долго не шёл к нему. Он не мог понять, что делать теперь, то ли пытаться вернуться домой, то ли продолжить свою миссию, взяв направление на столицу хеттской державы Хатуси. Город этот находится где-то далеко на востоке, и путь до него мог быть длиной в год или дольше. Но государство хеттов огромно и до его границ намного ближе. Если до осени до них удастся добраться, то там уже будет проще найти способы связаться с теми, кто правит державой. Есть надежда встретить какой-нибудь отряд хеттской армии. Они не дикари, и смогут оказать помощь в его миссии. Это было бы самым лучшим вариантом, ведь по разорённой земле Троады идти было не безопасно. Их небольшой отряд пока мог быть лёгкой добычей любой шайки вооружённых злодеев.

* * * * *

Утро было тёплым и ясным. Но ясности в мыслях у Одиссея от этого не прибавилось. После скудного завтрака стало понятно, что надо в первую очередь подумать о пропитании. К счастью, места были знакомы спутникам Одиссея со времён войны. Они знали, где вблизи имеются не разорённые хозяйства. Это усиливало надежду на успех. Собирать было нечего, так что двинулись в путь сразу же. Одиссей, как будто первый раз видел эти места. Его долгое пребывание в состоянии полузабытья у Медведицы, видимо, что-то стёрло из его памяти.

Было уже за полдень, когда они увидели строения, скромно выглядывающие из-за оливковой рощицы. Людей не было видно, но, когда они подошли близко к дому, из него вышли больше десятка мужчин с оружием или крепкими палками в руках. Встреча была не очень приветливой. Надо ли было открываться? Сказались простыми моряками, потерпевшими кораблекрушение. О шторме хозяева поселения знали, и, всё же с некоторой долей осторожности, пустили их в дом. Они не скрывали, что греки им не симпатичны, но потерпевшие беду достойны помощи. Им дали отдохнуть, покормили, дали припасов на два дня пути, и показали дорогу к ближайшему поселению, откуда можно будет добраться до моря.

Пришлось идти не в том направлении, куда хотел бы Одиссей, но открывать своих планов он был не намерен. Они прошли несколько часов на юг по хорошей дороге, а потом свернули на восток. К вечеру на ночлег они остановились в небольшом лесочке у родника.

Чем дальше отряд уходил от Трои, тем спокойнее и благожелательнее относились к ним местные жители. Через несколько дней пути они достигли тех мест, куда ахейские воины не доходили. Здесь их принимали радушно и безбоязненно. Правда о шайках грабителей, которых много развелось в годы войны, знали и здесь. Но отпор им умели давать в селениях; они промышляли больше на дорогах и лесных тропах, где можно было застать врасплох обоз, торговца с товаром или крестьян с продуктами.

Однажды под вечер отряд приближался к выбранному месту ночлега на опушке леса у ручья, журчание которого было слышно далеко в тишине красивой долины. Оставив слева гряду больших камней, они вошли в тень высоких и стройных сосен. В этот момент из-за камней выскочили несколько человек с луками. Десяток стрел полетел в сторону Одиссея и его людей. Две из них попали в цель. Одна вошла глубоко в шею под ухом одному из путников, убив его наповал, другая попала под левую лопатку второму. Отряд быстро ретировался за деревьями. Один из спутников Одиссея на последнем постое в деревне "позаимствовал" у хозяина пращу. Сейчас он воспользовался этим оружием. Удачно пущенный камень ударил прямо в лоб одного из нападавших, и товарищи спешно оттащили его за камни.

Ещё не зашло солнце, как похоронили под деревом двоих своих спутников, без полагающихся обрядов, торопясь справиться с делом до темноты. Постарались зарыть своих товарищей поглубже, чтобы не раскопали их звери лесные. Костёр в эту ночь тоже не разводили, боясь повторения нападения. А под утро пошёл дождь. Он был очень близок их настроению; он плакал за них. Эти воины прошли все десять лет войны, спаслись несколько дней назад во время шторма, а сейчас Судьба завершила их земной путь.

Разведку места, с которого произошло нападение, утром сделали. Удача не совсем покинула маленький отряд. Нападавшие, видимо, были настолько обескуражены полученным отпором, что не забрали даже лук того, кого поразил камень. Спутники Одиссея подобрали на опушке стрелы, и теперь у них было оружие для охоты. Это, действительно, была удача, полученная дорогой ценой двух жизней.

Дальнейший путь лежал по лесам и горам. Селения встречались редко. Когда на пути встречалась тропа в попутном направлении, шли по ней. Но чаще всего тропы это были звериные, которые вели, как раз, в сторону от человеческого жилья. Лук сейчас служил им самую дорогую службу. Мясо было единственной пищей. Но уже начинали созревать ягоды. Правда, путники плохо знали, что было съедобным в этих краях, приходилось рисковать, но, пока, всё шло без осложнений.

Вскоре потеряли ещё одного товарища. Под вечер остановились на ночлег в удобной лощинке. Густой кустарник закрывал стоянку с одной стороны. Под ним хорошо и удобно можно было устроиться на ночь. Небольшая поляна для костра и рядом ручеёк с чистой холодной водой. Что ещё надо для уставшего путника. Развели костёр. Два товарища разошлись в разные стороны за дровами, пока ещё не стемнело. Вдруг, оставшиеся вздрогнули от пронзительного жуткого крика, который как-то резко оборвался. И всё стало тихо. Пошли все вместе на крик, изготовив оружие к действию. В тридцати шагах они обнаружили своего товарища с разорванным горлом в луже крови.

Всю ночь жгли большой костёр и дежурили по двое. Поспать не удалось ни кому; так в полудрёме, вздрагивая при каждом звуке из леса, и провели ночь.

Утром похоронили товарища. Их осталось теперь пятеро. Одиссей приказал двигаться вперёд цепочкой, на расстоянии нескольких шагов друг от друга, не выпуская впереди идущего товарища из виду. Сам он шёл последним, замыкая цепочку. Пошли через то место, где вчера погиб их товарищ. Кроме сломанной ветки и засохшей крови на траве никаких следов не было видно.

Шли по краю косогора. Вниз уходил довольно крутой каменистый обрыв с отдельными деревьями, неизвестно как растущими на каменистом основании. Через сотню шагов от места вчерашней трагедии Одиссей почувствовал опасность сзади. Не было ни звука, но ощущение холода в затылке и шее подсказывало ему, что его преследует чей-то взгляд. Он не оглядывался, но, чуть-чуть наклоняя голову, косил глазами назад. Они поднимались несколько вверх, так что смотреть приходилось чуть вниз. Однажды он уловил шевеление куста в пяти-шести шагах за собой, и резко остановился. Серо-рыжее тело хищника взметнулось в его сторону. Одиссей успел вцепиться рукой в лохматую шею раньше, чем волчьи клыки достали его самого. Использовав силу прыжка зверя, Одиссей изменил его направление и, подтолкнув в бок второй рукой, отправил нападавшего под обрыв. Зверь пытался выровнять телом свой полёт, но встретил ствол дерева, перевернулся и ударился об большой камень. Не удержавшееся на нём тело покатилось вниз, получая удары, раня плоть, ломаясь и разрывая шкуру об острые края камней. Пару раз хищник издал истошный пронзительный предсмертный стон, и растянулся изорванной лохматой бездыханной падалью внизу обрыва.

* * * * *

Потом пошли селения, где греческого языка не понимали, но путников принимали радушно. Однажды им сумели объяснить, как добраться до ближайшего города. Это уже были владения хеттов. Лето кончилось, ночи стали прохладнее, но днём ещё солнце было беспощадно жгучим. Одежда путников изрядно поизносилась, лица, руки, ноги и всё, что было открыто солнечным лучам, покрылось тёмным загаром, волосы и бороды, давно не зная гребня, стали выглядеть не лучше, чем звериная шкура в период линьки. Появляться в таком виде в городе было просто опасно. В лучшем случае могли просто не пустить в его ворота. Но предприимчивые жители Итаки нашли и здесь выход. Наступило время сбора урожая. В одном маленьком селении они нанялись на работу к вдове хозяйке большого сада и виноградника. Они не оговаривали оплаты, просили пропитание и ночлег. У сердобольной хозяйки было три дочери, уже почти взрослые девушки. Да и мама была ещё довольно молода и миловидна. А усталые и покрытые дорожной грязью мужчины, возраста которых невозможно было определить, вызвали у неё естественную жалость. Она дала им два дня на то, чтобы привести себя немного в порядок. Когда они помылись, выспались и привели в порядок волосы и бороды, стало видно, что это не просто бродяги.

На третье утро они вышли на работу вчетвером. Спутники Одиссея впервые возроптали и воспротивились его воле, сказав ему решительно, что не допустят, чтобы их царь работал вместе с ними, как простой человек. Одиссей, подумав, не стал с ними спорить. Но он пошёл вместе с ними на виноградник, чтобы не оставаться в доме, в пристройке которого их поселили.

Хозяйка сразу же почувствовала некоторую разницу в положении своих новых работников, но в предыдущие дни это не очень было заметно по их поведению. Они привыкли за месяцы странствий всё делать и делить поровну. Только распоряжения Одиссея ни кто никогда не обсуждал. Но теперь всё изменилось.

В середине дня младшая дочь рассказала хозяйке, что один из её работников сначала ходил, что-то смотрел вокруг, потом сидел на камне, и только иногда подходил к другим с вопросами. Девочка заметила, что они к нему обращались не так как друг к другу, а с почтением. Мать ничего ей не ответила, но сама заинтересовалась этим сообщением. Она немного говорила по-гречески. Её отец имел торговое дело и бывал на далёких греческих островах. Однажды они около полугода жили всей семьёй на побережье Эгейского моря. Она общалась с детьми деловых партнёров отца, и с тех давних пор ещё многое помнила. Правда, говор этих пятерых странников ей было очень трудно понимать. Они говорили быстро и с особыми интонациями, но всё же разговор у неё с ними получался.

Через несколько дней Одиссей понял, что в этот раз стоит открыть хозяйке, кто они такие. Результат получился даже намного лучший, чем он ожидал. Утром, после их вечернего откровенного разговора, у дома собралось всё население этого небольшого поселения. Люди принесли дары и цветы. Одиссею пришлось выйти и принять подношения и поклонение этих простых людей. Огромные просторы хеттского государства, не то, что на маленькой Итаке, где все знали друг друга и царя, в том числе, в лицо, воспитали в людях почтение к далёкой и недосягаемой для них власти. Царь, даже маленького народа, для этих простых людей был таинственной личностью. Увидеть живого царя можно было, может быть, только раз в жизни. Это был праздник для них.

Вскоре в селение прибыл представитель царской власти хеттов, чиновник и градоначальник в этом захолустье. Это был немолодой уже грузный мужчина, который проявлял явное неудовольствие тем, что ему пришлось двинуться в двухдневную поездку из своего тихого и уютного особняка в небольшом, но главном в этом удалённом от центра крае, городка. Посланец местных жителей с восторгом рассказывал, что у них в селении объявился царь греков, который держит путь в столицу Хатуси, что его корабль потерпел крушение во время шторма, а они, жители маленькой деревни, спасли его и его спутников от верной голодной смерти. Представитель власти уяснил главное из многих рассказов посланца. Раз это царь и идёт с миссией в столицу, то стоит оказать ему помощь, тем самым, заслужив поощрение своего владыки. В противном случае можно попасть в немилость, а это опасно и страшно.

Хозяйка дала, теперь уже своим гостям, а не работникам, приличную одежду. Причём для Одиссея где-то нашёлся греческий наряд. Правда это была одежда, которую носили греки азиатского побережья; на Итаке он носил совсем другое. Но для местных жителей это было неизвестно. Они искренне радовались своей находке и подарку царю. В таком виде он и предстал перед чиновником, который, по всему, не знал как себя держать. Одиссея это всё забавляло, но он понимал, что от этих людей сейчас зависит его судьба и судьба того дела, которое он должен сделать.

Чиновник привёл с собой десять человек охраны, шестерых слуг, повара, пять лошадей для Одиссея и его спутников, столько же мулов для вьючной поклажи и толмача, который с трудом, но всё же говорил на понятном грекам языке. Одиссей не стал его торопить в обратную дорогу, чем заслужил благодарность ленивого и грузного человека. А сам он использовал, насколько мог, это время, за трапезами и возлияниями, расспросами и рассказами вызнавая нужную для себя информацию. В первую очередь его интересовало, как обстояли дела на востоке страны, воюют ли ещё армии хеттов там или у них есть передышка. Кое-что этот толстяк знал и о положении в Элладе. Может быть, он только делал вид, что знал.

Но, время пришло, и они тронулись в путь. Двухдневное путешествие дало возможность Одиссею спокойно подумать о своих делах. Ехали, тоже не торопясь, по осенним не жарким уже лесам, с частыми привалами и обильными трапезами.

Уже в виду городских стен Одиссей заметил нерешительность и тяжкие, похоже, раздумья градоначальника. Он понял его проблемы. Чиновник не знал, как отнесутся к его инициативе высшие инстанции. Поэтому ему необходимо было сделать верный шаг или, хотя бы такой, за который не накажут. В городе не знали, куда и зачем он отправился. Торжественный въезд с высоким гостем был ему желанен, но это могло потом отразиться очень плохо для него. "Тихий" приезд гостя был более осторожным вариантом, а лучше всего было бы тому самому появиться в городе у его правителя. Одиссей всё это понимал, и предложил своему "патрону" такой вариант. Пусть хозяин города вернётся к себе домой под вечер один, а Одиссей со своими людьми появится у него перед рассветом, когда все в городе ещё спят. Надо, только, предупредить стражу у городских ворот, чтобы она без шума пропустила гостей. Ну, и желательно, чтобы кто-нибудь из его людей встретил и проводил, куда надо, Одиссея с его людьми. Этот вариант градоначальника устраивал. Но он важно и долго обдумывал, якобы, своё решение, после того, что услышал от Одиссея. Он начинал показывать себя хозяином положения.

Так всё и сделали.

* * * * *

В тот же день к правителю провинции (губернатору) отправился вестник. Он понёс устное донесение от градоправителя. До центра провинции было не близко, по хорошим дорогам больше половины лунного месяца пути. Осень в этом году была ранняя и холодная, на горных перевалах уже выпадал снег. Так что ответа раньше весны, видимо, ждать не приходилось.

Одиссея с его спутниками поселили в небольшом домике в дальнем конце огромного сада. Здесь когда-то жил садовник со своей семьёй. Но нынешний садовник был сыном градоправителя, прижитым с дочерью умершего уже жильца этого домика. Толстый хозяин всего этого, по доброте душевной, поселил своего отпрыска в пристройке к своему дому и оставил за ним, когда тот подрос, должность его деда садовника.

Домик не был особенно уютным и чистым, но здесь было тепло, и прибывших никто не видел и не беспокоил. Хозяин, вроде бы, обращался к Одиссею с подобающим царскому званию почтением, но держал себя на удалённом расстоянии. Иногда, к Одиссею приходил слуга в богатых одеждах, видимо, дворецкий или ещё кто-то из приближённых хозяина, и церемонно приглашал его на вечерний ужин и беседу в покои. Спутников Одиссея это не касалось.

Одиссею не очень нравились эти вечерние приёмы, где кроме него бывали всего два родственника хозяина, тоже не молодых и тоже толстых. Разговор шёл через толмача и тянулся, обычно, довольно вяло. Иногда Одиссей позволял себе отказаться от приглашения, сославшись на плохое настроение или самочувствие. Это было нужно, чтобы показать, что решение за ним. Он понимал, что хозяину, периодически, нужно указывать, что он не просто гость.

Осень и зима тянулись томительно. Но всему бывает конец.

Одиссея не известили, что гонец вернулся. Тот принёс своему хозяину весть, что скоро сюда прибудут представители высшей власти. С ними будет человек, который знает Одиссея в лицо. Гонец сам не знал, что это за человек, но сумел вызнать это у одного осведомлённого лица. Стали ждать, но, на всякий случай, готовились к тому, что личность гостя будет подтверждена. Готовили для него другое помещение, приличествующее его званию, некоторые подарки и подношения, одежду, в которой можно будет предстать перед более высокими чинами и другое.

Одиссей почувствовал изменение в поведении слуг, которые их обихаживали. Их было двое - один местный, другой египтянин. Этот второй иногда отвечал на вопросы, заданные на его родном языке. Вот и теперь, он признался Одиссею, что кого-то ждут, а гонец вернулся.

Это сказало Одиссею очень многое. Он понял, что надо готовиться к изменениям в их жизни. Он давно уже не обращался за помощью к богам. Теперь он о них вспомнил.

Своих спутников царь не стал беспокоить сообщением, тем более что не проверенным. А они тоже узнали эту новость через домашнюю прислугу, которая всё всегда знает о своих хозяевах. Но Одиссея они тоже решили не беспокоить, пока. Они заметили, что их господин временами уходит в дальний конец сада, где один часами просиживает на старой кривой оливе, думая о чём-то своём. Было о чём подумать. Вспоминалась вся его жизнь, всё хорошее и плохое. Одиссей как-то однажды набрёл на мысль, что вот так, наверное, готовятся к смерти осуждённые на казнь. Он одёрнул себя, и обратился с молитвой о прощении к Афине. И ответ ему пришёл - "Не обманывай себя, ты же не боишься смерти. Впереди у тебя испытание! А сколько их позади? Так в чём дело? Или лень одолела? Сейчас ты господин только над самим собой. Вот и властвуй над этими подданными в одном своём лице!" Это вызвало внутренний смех, но приподняло дух.

Когда он вернулся в дом, его спутники почувствовали перемену и, переглянувшись, повинились, что скрыли от него новость. Он не стал их бранить, а сказал, что тоже уже знает об этом. Решили быть готовыми к любому исходу. Ожидание стало более определённым, стало ясно, чего ждали. Прошло две, потом три, лунных четверти. Наконец, в доме началась какая-то суетная беготня. Одиссей без приглашения явился к хозяину дома и сказал, что сам будет встречать гостей из губернского города. Хозяин воспринял это как приказ и, стушевавшись, согласился с гостем.

Ещё в воротах Одиссей заметил знакомое лицо. Да, это был посланец Агамемнона по имени Якон. Он что-то сказал ехавшему рядом всаднику в богато украшенном доспехе. Как только сошли с лошадей, он быстрыми шагами направился прямо к Одиссею и низко поклонился ему. Царь дружески обнял его, показывая своё одобрение. Обстановка стала понятной для представителей власти, и приветствия приняли протокольный характер.

* * * * *

Управлял провинцией старый берсерк - "храбрейший из храбрых". Он получил этот титул и этот пост от царя Суппилулиумаса за верную службу, храбрость в бою и военные успехи в нескольких кампаниях на востоке и севере. Встречать почётного гостя отправился сын правителя, тоже воин и тоже храбрый как отец. Он с уважением и приязнью общался с Одиссеем, и всячески показывал своё влияние, власть и возможности.

Предстоящая дорога была дальней и непростой. Поэтому готовились в путь тщательно и не торопясь. Двигалась кавалькада тоже не очень бойко. В каждом населённом пункте, которых немало было на пути, останавливались на день-два. Обеды и вечерние трапезы были обильны и продолжительны.

Высокие стены из светлого камня окружали город-крепость с названием Хордиани. Он стоял на высоком берегу реки, и был укреплён, на опытный взгляд воина, не хуже Трои.

Этот путь, как и любая дорога, пришёл к своему концу. Встречи, приёмы и церемонные разговоры длились несколько дней. Потом пришло время деловых разговоров. Седоволосый и грузный правитель был немногословен и умён. Это сразу понял Одиссей. Ему предстояло вести очень осторожные беседы, и попытаться сделать старика своим союзником. Он понимал, что тот отправил в столицу своего посланца с сообщением царю о прибытии гостя, и ждёт ответа.

Через некоторое время Якон, который был переводчиком во всех разговорах, сказал Одиссею, что появились какие-то новые обстоятельства, и они могут осложнить все дела. Что это были за обстоятельства, он сам ещё не знал, но видел некоторые изменения в отношении к гостям. Он связывал это с событиями на юге страны, где уже не один год шли военные столкновения. Пришло сообщение, что в новом осложнении повинны греки с южных островов. Их отряды появились в стане извечных врагов хеттов в Сирии.

Последний разговор с правителем был откровенным и неожиданным для Одиссея. Старик сам вызвал его и сказал, что только уважение воина к такому как он, победителю Трои, даёт ему право нарушить волю царя. Гонец ещё не вернулся, но через своих людей правитель уже знал, что судьба Одиссея и его спутников будет плачевна, если их по приказу царя доставят в столицу. А такой приказ уже приближался вместе с гонцом. Правитель предложил покинуть его город тайно ночью до приезда гонца. Он-то отговорится; ведь приказа он ещё не должен знать. Да и бояться в его-то годы уже нечего.

Ночью он пришлёт к Одиссею провожатого, который выведет их за городские ворота и познакомит с караванщиками, которые пойдут утром на юг в Финикию и дальше в Египет. Караванщикам будет уплачено за услугу. Но имени своего Одиссей им не должен открывать. Пусть он будет купцом из Миттани по имени Уллиль, которому отсюда надо срочно и без огласки сбежать. Этот шанс старый вояка и политик не советовал упускать.

Одиссей поблагодарил от души. Он понял, что его миссия закончена, и неудачно. Теперь надо было спасать свою жизнь. Они успели поговорить и о том, что волновало Одиссея, и было его заботой уже не один год. Прошло почти три года со времени окончания войны. Одиссей многого не знал из событий, которые происходили в большом мире. Берсерк был осведомлён гораздо лучше. Он знал, что дорийцы сделали разведку на территории разорённой Троады, и знают, что хеттам нынче не до неё. Поэтому свой взгляд, по некоторым данным, они могут обратить на южного соседа, Элладу. Но хетты не заинтересованы сейчас в ослаблении Греции. Поэтому они будут наведываться в западные от себя земли небольшими отрядами, демонстрируя своё присутствие. Это заставит дорийцев посматривать на восток, и держать силы на случай необходимости бросить их туда. Это их на некоторое время отвлечёт от активных действий на южных границах. Берсерк считал, что это в данный момент для хеттов правильно. Это он докладывал лично царю, и тот с ним согласился. Одиссею это дало некоторое облегчение в его невесёлых мыслях.

Следующий его шаг был просчитан не им самим, но человеком умным. И на том спасибо ему!

* * * * *

Караванщики вопросов не задавали, а указали пришедшим их место. Тронулись с рассветом. Вскоре переправились на другой берег реки и городские стены пропали из вида. Провожатый доехал с ними до переправы и попрощался. Дорога Одиссею не доставляла радости, но спутники его, пожалуй, были довольны, хотя и старались не показывать ему этого.

Это лето было сухим и необычно жарким. Растительность была рыже серая и поникшая. Картина её тоже не прибавляла бодрости. Отдельные ручьи, которые переходили, замочив только конские копыта, не могли даже дать хорошей воды для питья. Караванщики говорили, что часть из этих ручейков в обычные годы представляют собой полноводные быстрые реки.

На ночных привалах становилось прохладно. В лощинках даже появлялись туманы, и камни утром были покрыты капельками влаги.

Одиссей обдумывал всё, что было сделано за эти три года, и не находил для себя утешения в своих действиях. Похоже, боги наказывали его, не давая спокойно и быстро вернуться домой. Он ломал голову над вопросом, где же была его главная ошибка, и когда она была сделана. Вряд ли это была кара за покорение гордого Иллиона. Он сам выбрал свою судьбу. Одиссею же те же самые боги подсказали хитрость с "конём". А все его дальнейшие действия были определены заботой о судьбе Эллады. Может быть, он не понял её судьбы? Убивший сильного противника, разве должен сам быть повержен? В этом ли высшая справедливость? И у Олимпийцев случаются драки. Это известно людям, значит, так устроен мир. Так в чём же дело?!

Караван был велик и двигался очень медленно. Зачастую они впятером отлучались поохотиться в сторону на половину дня или   дольше, и потом догоняли его. Это немного развеивало душу, но было не безопасно. Правда, теперь они были хорошо вооружены, но эти места уже не контролировались никакой властью, и лихих людей здесь бродило не мало. Но их ли бояться героям Троянской войны, тем, кто прошёл десятки сражений.

Потом пошли дожди. Они лили каждый день и становились всё холоднее. Чувствовалось приближение ранней в этом году зимы. Однажды Одиссей со спутниками во время охоты попали под необычайно сильный ливень. Они торопились догнать караван, и уже видели его на ближнем склоне горы, когда перед ними возникла водная преграда. Это небольшая, видимо, речка превратилась в бурный полноводный поток. Переправляться пришлось, взявши крепко за плечи друг друга, шеренгой поперёк реки. Промокли до нитки и замёрзли изрядно.

На следующий день Одиссей почувствовал недомогание; ныли колени, всё тело ломило, и будто на плечи навалили тяжёлые мешки. Потом начался жар, и он не мог уже сидеть в седле. Временами он забывался и начинал бредить.

Хозяин каравана предложил его друзьям остаться с больным в ближайшем селении. Для этого их небольшой отряд с двумя провожатыми сделал путь через невысокий, но довольно крутой хребет в сторону от движения каравана. Проводники забрали мулов, оставили немного продуктов и кое-какие необходимые вещи, и вернулись к каравану.

Деревенька была небольшая и затерянная среди лесных дубрав из сосен и кедров. Жители её сначала представились путникам эдакими полудикими и нецивилизованными. Но это впечатление постепенно рассеялось к радости греков. Люди оказались приветливыми и гостеприимными. Просто, им редко приходилось видеть чужаков, тем более из дальних стран. Они разместили нежданных гостей в тёплом доме. Там было не очень чисто и уютно, но это сейчас не волновало спутников Одиссея. Ему нужен был уход и знающий лекарь. И лекарь и травные снадобья здесь нашлись. Однако, утомлённый многолетними скитаниями царь, долго пребывал в забытьи. Спутники волновались за него, но длинноволосый седой и не произносивший ни слова старик, показал, что боги, или духи, кто-то там наверху, не берут к себе больного. Значит, он должен поправиться.

Приближалась зима. Дожди шли каждый день. Земля уже не успевала впитывать воду, и потоки скатывались в речку, которая неслась с рёвом вниз к большой реке и дальше к морю. Туда и стремились всей душой наши путники. Но, злой рок опять остановил Одиссея. Дом для него оставался таким же далёким, как и в первый день пути, теперь даже стал ещё дальше.

* * * * *

С того момента, как он упал на шею своего мула и вцепился в его гриву руками, сознание Одиссея ускользнуло от того, что происходило вокруг него. Он не видел и не слышал, как его спутники с трудом сняли отяжелевшее тело со спины напуганного животного. Потом долго и шумно обсуждали, что же теперь делать с полуживым царём.

Открыл глаза он в каком-то полутёмном помещении, где пахло кислой едой, видимо сбродившим молоком, и слышалась барабанная дробь дождя по крыше жилища. У него хватило сил удивиться, ведь только что было голубое яркое небо и ясное солнце. И были люди и боги в белых развевающихся одеждах. Он снова закрыл глаза, и поплыл в темноту под барабанный бой, но уже не мелкой дробью, а гулкие удары большого барабана из бычьей шкуры.

Темнота сгущалась, и дорога, по которой он шёл, не зная куда, уходила вниз, не очень круто, но ощутимо. Потом появились красноватые всплески света, похожие на сполохи костра, и тёмные фигуры, то ли людей, то ли птиц. Всё было странным и призрачно таинственным.

Дальше свет стал более ощутимым, хотя и таким же мерцающим, как и до этого. Появился странный мрачновато туманный пейзаж. Это нельзя было назвать скалами, но и другого названия тоже было дать невозможно. А над ними совсем низко было небо, или то, что должно было быть небом. Оно имело желтоватый оттенок, и не было однослойным. Из его отдалённой части свисали лохматые клочья, то ли тумана, то ли облаков и какие-то обрывки, очень похожие на волосяные верёвки с размочаленными концами.

И, наконец, показалась мерцающая поверхность тёмной свинцового цвета, воды. Это была река с невозмутимым спокойствием несущая свою тяжёлую воду - река забвения, Стикс.

Душа Одиссея замерла в сознании того, где он находится. Это был мир умерших, это был Аид. Значит, он пришёл туда, откуда назад дороги нет. На том берегу Вечность. Но перевозчика не было видно. Он стал понемногу успокаиваться, и начал думать. Появилась уверенность, что это не последнее его путешествие. Пробудился интерес, он начал оглядывать внимательно то, что его окружало. К нему приближались какие-то фигуры, но, похоже, они не видели его. Он ещё не принадлежал к их миру. Он пошёл вдоль реки, наблюдая странные картины, пока не дошёл до обрыва. Дальше хода не было. Что-то подсказало - отсюда дорога обратно. Но, где она? Только вверх, доверяя ступням! Шаг за шагом, щупая босыми ногами каменистую твердь, он пошёл возвращаться в ту жизнь, которая ещё не была закончена.

Потом был свет. Он появился постепенно, как утренний рассвет. И был полёт совсем в невесомости. Потом услышал голоса, и опять этот кислый запах. Он начал слышать жизнь, идущую вокруг, но не хотел возвращаться в неё совсем. Его грёзы ещё держали его сознание в своём плену. Он лежал на ложе из кедровых лап, покрытых звериной шкурой, и думал. Он обдумывал всё, что с ним произошло. Он задавал себе вопрос - "Зачем боги показали ему эту дорогу? Её не минует ни кто. Или ему дадут выбрать другую дорогу? Тогда, почему не показали и её? Или это было то, чего ему не избежать?" Пожалуй, пора было задуматься о бренности этого мира. Смерти он и раньше не боялся, а жизнь требует ответа! "Ну, что ж, чтобы отвечать, нужно жить!"

* * * * *

Об этом своём "запредельном путешествии" Одиссей рассказал своим спутникам много позже, когда жизням их грозила, казалось неминуемая, опасность.

А сейчас он приходил в себя очень медленно. Постепенно прибывали силы и желание общаться с людьми. Но прошла ещё полная луна, прежде чем он смог твёрдо встать на ноги и сделать первые шаги по этой земле. Она была красива и щедра весенним солнцем и чистым прозрачным воздухом. И красивы были эти такие не ухоженные, но простые и добрые люди. Одиссей впервые в жизни так рад был видеть их улыбки, слышать их непонятную речь, и понимать, что для них он просто человек попавший в беду, а не царь, воин, иноплеменник. Они жили изо дня в день своими заботами, хвалили своих богов за этот день и за эти заботы, и не желали ничего другого.

Сейчас ему хотелось навсегда остаться в их простом мире. Но он с грустью думал о том, что это минутная слабость, а впереди нелёгкий путь в свой дом на Итаку. Для этого надо было набираться сил. К этому пути надо ещё стать готовым.

К морю надо было идти прямо на полуденное солнце. Как далеко оно было, ни кто не мог сказать. Местные жители не знали этого. Они редко уходили из своих мест дальше, чем на один день пути. Но реки несли свою воду туда в море. Надо было держаться их течения, и быть готовыми к любым осложнениям и поворотам судьбы.

Этот день настал. Жители деревни все вышли помахать руками в знак добрых пожеланий путникам. Они снабдили их продуктами на несколько дней пути. И путь этот в неизвестное, но к определённой цели, для Одиссея и его спутников начался.

Люди в этих местах жили издавна, поэтому путники находили тропы, по которым находили селения и их жителей. Дороги вели их к морю. Становилось жарко, лето вступало в свои права. Наконец, в одной деревне им объяснили, что до моря осталось два дня пути, но жители побережья не очень любят пришельцев, и надо быть очень осторожными и осмотрительными в общении с ними. Советовали, увидев море, пойти на восток, обходя жильё ещё три-четыре дня. Там безопаснее. Это противоречило планам Одиссея. Его дорога вела его на запад, и стоило подумать, рисковать или сделать путь длиннее.

Они решили рискнуть. После стольких лет приключений страха уже не было ни перед чем. Увидев море, они повернули вправо, и пошли вдоль него, пока позволяли продукты, не заходя к людям. В лесу на кустарниках уже начали созревать орехи и плоды, и некоторый запас продуктов ещё был.

Вскоре уставшие и голодные путники увидели сверху прибрежную деревню. Но предупреждение об осторожности заставило потерпеть и не торопиться. Решили подождать и понаблюдать. Вскоре перед их глазами появились аборигены. Внешний вид их не располагал к быстрому знакомству. Они были очень высокого роста, с длинными волосами и бородами, одетые в шкуры и с увесистыми дубинами в руках. Издавая гортанные звуки, трое мужчин гнали большое стадо коз с одной поляны на другую. Ближе к вечеру они погнали скотину в деревню. Одиссей с товарищами с тоской провожали глазами стадо. Им оставалось отойти поглубже в лес и поискать что-нибудь для утоления голода и жажды. Ручеёк нашёлся поблизости, а вот с едой было хуже. Но всё же к вечеру они сумели найти орехи и удобную небольшую пещерку для ночлега. На следующий день им удалось всё-таки отловить козочку, немного отставшую от стада. Они развели костёр, пока светило солнце, и сполохи огня не могли быть обнаружены в темноте местными жителями. Да и голод не давал ждать. С темнотой греки заснули в своей пещерке, уповая на то, что утром придут новые мысли.

На следующий день со своего наблюдательного пункта они увидели приближающиеся к берегу лодки. Из них вышли такого же высокого роста, как местные, мужчины. Местные жители приветствовали их, и вскоре пригнали к берегу стадо коз. Из лодок стали выгружать что-то. Там была рыба и ещё какие-то предметы. Понятно, что это был обмен. Потом в лодки загрузили стадо, и вышли обратно в море. Они держали курс к западу, что было в нужном для Одиссея направлении. В этот вечер удалось украсть ещё одну козу. После трапезы решили на следующий день попытаться завязать контакт с аборигенами.

Пастухи выгоняли коз из деревни рано утром. Поэтому проснулись с рассветом, и поспешили спуститься поближе к деревне. Вскоре на открытой поляне показалось стадо. Его гнали два пастуха. Одиссей приказал двум своим спутникам остаться в кустах, на всякий случай. Втроём они вышли из зарослей и направились к пастухам. Реакция аборигенов была неожиданной. Они ринулись бегом к пришельцам размахивая своими дубинами и крича что-то, что не оставляло сомнений в их намерениях. На своё счастье греки были опытными бойцами, и такая неожиданная и стремительная атака не застала их врасплох. Но сила и умелое владение своим тяжёлым оружием давали явный перевес местным бойцам. Одиссей подал знак своей засаде, и две стрелы вонзились в шеи противников. Один из них упал замертво, второй ещё пытался устоять на ногах и даже сломал древко стрелы, пробившей насквозь его шею. Происшествие решило их дальнейшие действия. Захватив на плечи одну козу, греки скрылись в зарослях, и как могли быстро, двинулись к западу. За день они хотели уйти как можно дальше от этого селения. Они не останавливались, несмотря на жару и жажду. Только в сумерках Одиссей дал передышку себе и своим спутникам. Остановились у ручья и немного передохнули. И опять, уже при свете полной луны, они двинулись вперёд. Только после полуночи, когда луна пошла к закату, и лес потемнел, они легли отдохнуть.

Утром произвели разведку, прошли ещё немного, и нашли неплохое укрытие, где развели костёр, поели и немного привели себя в порядок. И пошли дальше. На четвёртый день пути они увидели на далёком горизонте в море вершину гористого острова. Спустившись немного к морю, беглецы обнаружили деревню. У побережья стояли лодки. Это, видимо, были те рыбаки, которых они видели в злополучной для себя деревне. Но выбора у Одиссея не было. Надо было попытать счастье.

И счастье привалило. Обожжённые солнцем почти до черноты лица и потрёпанная одежда вызывали сочувствие. К тому же здесь были люди, с которыми удалось объясниться по-гречески. Они имели общение с эллинским миром. Один из старейшин пригласил путников в свой дом, накормил и дал ночлег. За это ему пришлось подарить кинжал, на который он выразительно смотрел всё время трапезы. Одиссей выдавал здесь себя и своих спутников за мирных торговцев потерпевших беду и ограбленных. Хозяин дома сказал, что на острове, который они видели с горы, есть хорошая бухта, в которую нередко заходят корабли с Кипра и из Финикии, а местные жители приветливые рыбаки и моряки. Наутро грекам снарядили лодку с шестью гребцами. За это Одиссей обещал отдать свой меч, но только тогда, когда лодка причалит к берегу острова.

Гребцы уже сидели на вёслах, когда в середине деревни раздались громкие крики. К берегу бежал народ. Вскоре Одиссей увидел среди бегущих человека, размахивающего дубиной. Это был житель той деревни, в которой они вынуждены были убить двоих пастухов. Они шли по следам обидчиков, и вот теперь настигли их здесь, у своих соседей.

Ситуация складывалась трагически. Греки, после небольшой стремительной схватки с гребцами, выкинули их в воду, и отчалили от берега. Но схватка для них не прошла без потерь. Один из них был серьёзно ранен.

Вчетвером грести было трудно, но лодка шла достаточно ходко. Пока в деревне собирали лодки и людей для погони, нужно было оторваться как можно больше. В погоню вскоре вышли две лодки с полным составом гребцов. Они приближались довольно быстро. Вот уже можно было разглядеть разъярённые лица преследователей. Для обороны ещё оставалось несколько стрел и небольшой запас камней для пращи. Это спасло. Два или три камня сразили в ближней лодке одного из гребцов и рулевого. Ещё одна стрела попала в кого-то во второй лодке. Они сбросили ход, сошлись, и, под выкрики проклятий и вопли раненных, повернули к назад к деревне.

Только к вечеру Одиссею со спутниками удалось догрести до острова. Непривычная работа утомила их. Руки болели от ссадин и мозолей. Раненный уже на середине пути ушёл в мир теней, и его опустили за борт, привязав к ногам тяжёлый камень, который служил якорем для лодки.

Их давно заметили с берега, но с помощью не спешили. Только, когда лодка заскрежетала днищем о галечный берег, несколько человек подошли к лодке. Измученные беглецы не могли даже вылезти из лодки, пока им не дали напиться воды. Они еле стояли на ногах, и не могли идти сами. Когда Одиссей произнёс первые слова на родном греческом языке, напряжённое внимание на лицах встретивших их людей, сменилось на приветственные улыбки. Значит, здесь знали греков и были их друзьями и доброжелателями.

Одиссей плохо слышал и понимал происходящее. Всё плыло перед глазами и было, как в тумане, а уши будто бы кто-то заткнул воском.

Их довели до первого дома, откуда выбежали и засуетились женщины. Они принесли воду, и дали путникам умыться. Потом их посадили на деревянные скамьи и омыли ноги. После этого принесли вина и развели его чуть подогретой водой. Эти процедуры вернули Одиссея и его друзей к жизни. Он начал обдумывать, что рассказать этим людям. Вряд ли они поверили бы правде. Он оставил себе придуманное имя, немного изменив его, и стал называться теперь не Уллиль, а Уллис. И сказались они, потерпевшими крушение моряками с Пелопоннеса.

* * * * *

Остров был невелик, но удобная бухта, открытая только южным ветрам, делала его надёжной гаванью на пути из Финикии и Кипра в Грецию и на острова Эгейского моря. Его население вначале состояло из десятка семей критян. Они составляли небольшую колонию, которая добывала себе пропитание в море и на небольших грядках, возделанной почвы, которую колонисты создали упорным трудом своих рук на каменистой основе острова.

Позже здесь появились финикийцы. Первые из них спрятались здесь от шторма, и остались, сначала, получив приют у местных жителей на штормовую зиму, потом создали перевалочную базу с запасами продуктов и товарами.

Колония из смешанного населения разрасталась. Появились здесь и египтяне, и греки из азиатских поселений. Сейчас здесь жило уже около тысячи человек. Посёлок разрастался небольшими домиками из камня. Был здесь и храм, в котором возможно было пообщаться с любыми богами. Но жители острова не были религиозны. Их заботы и интересы больше были в сфере выживания и торговых операций. Они принимали и отправляли торговые суда, которые не очень часто заходили на остров. Но от их посещений местные жители зависели всё больше, так как от этого зависело общение с внешним миром. А островитяне уже осознавали себя частью этого мира.

Одиссея с оставшимися тремя спутниками приняли спокойно, как людей своего мира, нуждающимися в помощи. Дело в том, что с жителями недалёкого побережья у островитян были непростые отношения. Те периодически наведывались на остров для обмена на рыбу, меха и кожи, которые они выделывали сами, товаров привозимых на остров из далёких стран. Но бывали и случаи, когда эти же прибрежные жители делали грабительские налёты на остров, стараясь захватить добычу прямо с судов во время их стоянки в бухте. Поэтому островитянам пришлось обзавестись оружием и научится им владеть. Мера была вынужденная, и получалось это не очень хорошо, не было опытных людей, которые бы обучили такому искусству. Но всё-таки это помогало. Случаи нападения соседей стали намного реже.

В Одиссее и его спутниках не трудно было узнать воинов. Их попросили обучить юношей острова военному искусству. Чтобы не сидеть без дела и, как-то, отработать своё пребывание в посёлке Одиссей согласился на это.

Закончилось лето, потом пришла зима. А кораблей всё не было... Весна принесла надежды. И только в середине лета пришли два корабля, которые шли на Кипр. Одиссей решил, что оттуда легче будет добраться до родных мест, чем здесь дождаться корабля в нужном направлении.

На Кипре он раскрыл своё инкогнито. Его приняли как царя, и вскоре его с почестями проводили в путь. Корабли шли на остров Родос, а потом на Крит. Оттуда родная Итака уже была почти что видна.

На Родосе встретились многие старые знакомые по военным годам под стенами Трои. Вспоминали сражения и погибших товарищей. Но, понял Одиссей и то, что всё, что живо ещё в его памяти и сознании, для людей, которые уже не один год живут в мирной жизни, отошло далеко в прошлое. Он же всё ещё живёт в том прежнем состоянии возвращения с войны. Для него война затянулась на эти пять, для других мирных, лет.

До Крита долетели на всех парусах. И опять лето кончилось. Погоды начали портиться. Но дом был уже совсем рядом. Одиссей стал торопить Судьбу. Первый выход в море был неудачным. Шторм, налетевший неожиданно, заставил повернуть обратно в гавань, когда ещё можно было разглядеть строения на острове. Вернулись благополучно, но досада не давала Одиссею покоя. Он ждал любой возможности выйти в море на чём угодно, будь то купеческий корабль или рыбачья лодка.

Наконец, его молитвы, похоже, были услышаны богами. Хозяин большого купеческого судна, давно загруженного, тоже ожидавший погоды, решил выйти в море. Всё предвещало устойчивую мореходную погоду.

Одиссей попрощался с гостеприимными хозяевами. Царская прощальная трапеза была обильна, более чем обычно. Вино лилось реками. Гости и хозяева не могли никак распрощаться. Закончился пир только под утро, когда Одиссею со своими спутниками уже нужно было отправляться на борт. Весь их нехитрый скарб, пополнившийся многими подарками, был загружен ещё накануне.

Одиссей всю ночь пил, не пьянея, сладкие вина, и ждал с нетерпением этого момента. Наконец причальные концы были отданы. Миг настал...

Сколько раз Одиссей, вот так отчаливал от разных берегов. Но сейчас он едва сдерживал слёзы. Грудь томило, и к горлу подкатывал комок.

Гребцы дружно работали вёслами. И вот уже лица, а затем и фигуры провожающих, слились с фоном. Подняли парус, и остров стал убегать вдаль. Ветер был попутный и свежий. Всё говорило о быстром и благополучном пути.

На борту были товары для островов Керкира и Кефалония, что рядом с Итакой. Хозяин судна согласился зайти и на Итаку, чтобы Одиссею не надо было делать ещё дополнительных переходов. Пассажир обещал ему на Итаке дополнительную оплату и радушный приём.

Справа по борту уже был хорошо виден мыс Тенарон, когда на небе впереди судна образовался прямо на глазах тёмный грозовой вал. Он быстро приближался, пеня море и неся брызги над волнами. Всё закружилось и завыло в бешеной пляске волн. Моряки не успели спустить парус, и его трепало теперь об борт и мачту, разрывая на полосы и куски. Стихия с неистовой яростью кидала судно с волны на волну, то поднимая на гребень, то бросая вниз между водяными валами. Людям оставалось держаться, кто за что смог уцепиться, и молить богов о спасении. Остаток дня и ночь прошли в этом кошмаре. С утренним рассветом, казалось, стихия начала уставать от своего бешенства, и постепенно успокаиваться. Измученные люди забывались глубоким обморочным сном. К вечеру начали приходить в себя. Но ветер подгонял судно неизвестно куда. В середине ночи небо прояснилось, и кормчий смог определиться по звёздам, куда их несёт.

Только на следующий день смогли разобраться в обстановке. Двух человек смыло за борт, и они утонули. Один из них был спутником Одиссея. Их теперь осталось трое. Остальные были на месте. Мачта к счастью уцелела, её поставили на место и закрепили. Парус тоже можно было восстановить из имеющихся запасных материалов, что и начали сразу же делать. Вёсла почти все уцелели. Корпус тоже выдержал испытание, были течи, но в целом он мог выполнять свою роль и быть надёжной "почвой" для людей. Приходилось по очереди вычерпывать воду ведром из козлиной шкуры, но это не было большой проблемой. Продуктов было достаточно для долгого плавания. Главным стал вопрос, куда плыть. Несло их на запад. Значит, к северу или северо-западу должны быть обитаемые земли.

На третье утро на горизонте сквозь дымку стала различима вершина какой-то горы. Взяли курс прямо на неё. Гора поднималась всё выше и не приближалась, казалось, ни на шаг. Но моряки знают эту особенность расстояния на море. Только к концу следующего дня стало видно основание горы. Шкипер узнал этот остров. Его хорошо знали все, кто плавал по Средиземному морю. Финикийцы называли его Тилал. Он был большой и гористый. В его западной части жило население, а здесь на востоке были временные стоянки финикийских купцов. Знал шкипер и то, что к северу от острова совсем недалеко лежит большая страна, заселённая людьми, имеющими развитую культуру и древние верования.

Сейчас важно было найти место для стоянки и ремонта корабля. С этим удалось справиться быстро и успешно.

* * * * *

Опытные моряки быстро привели судно в надлежащее состояние. Не всё было как прежде, но плыть было можно. Надо было дойти до обитаемой земли, где есть необходимые для полного ремонта материалы, и можно получить помощь. Такая земля должна быть где-то близко. Вышли в море с надеждами на лучшее и с попутным ветром. Слева по борту шла земля. Она направляла и обнадёживала. Временами справа тоже просматривалась земля, но решили от своего берега не отрываться. Потом берег круто свернул к западу, а впереди открывался неизведанный простор. С появлением звёзд курс положили прямо на Полярную звезду. Погода стояла хорошая, прошло три дня и справа вдали начал вырисовываться берег.

Нехорошие предчувствия томили душу Одиссея. Он ушёл на нос судна и старался настроить свои мысли на лучшее, но это плохо получалось.

Запас воды подходил к концу, и это заставило подойти ближе к берегу. Теперь шли только на вёслах, и старались не пропустить устье какой-нибудь речки, чтобы подойти за водой. Для остановки хотели найти подходящий залив или, лучше, бухту.

А погода начала портиться. Небо затянуло облаками, ветер начал крепчать и наваливать судно на берег. Как назло, места для того, чтобы причалить к берегу, не было видно на всём протяжении побережья. Впереди начал вырисовываться высокий мыс. Можно было надеяться, что за ним должна была быть бухта или, хотя бы, прикрытое от ветра пространство, где можно было отстояться и отдохнуть измотанным гребцам.

Ветер достиг силы штормового, когда уже было видно, что за мысом, действительно, берег имел небольшой прикрытый от этого ветра залив. Но судно несло бортом на камни, торчащие из воды. Волны разбивались в пелену из брызг об их верхушки. Судну и людям это готовило неминуемую гибель. Одиссей грозно скомандовал гребцам развернуть вёслами судно носом на берег. Единственный шанс на спасение был в том, чтобы проскочить между камнями, и выброситься на галечный в этом месте берег. Гребцы услышали команду и сделали почти невыполнимое усилие. Теперь, Одиссей, стоя на носу, показывал шкиперу, куда править рулём. Судно плохо слушалось рулевого, корму носило порывами ветра и волнами то вправо, то влево. Трудно было определить в брызгах и пене ширину прохода между камнями, но была надежда проскочить на волне. Одиссей рассчитал всё правильно, и они сумели попасть в нужное место, но киль ударился об вершину камня, который не был виден на поверхности. Удар был очень сильным и неожиданным. Нос судна резко подбросило вверх. Последнее, что почувствовал и осознал Одиссей, было состояние полёта вверх и вперёд. Он летел прямо на отвесную скалу, а под ним было пенное море.

* * * * *

Очнулся Одиссей с чувством холодного неуютного сна. Так не хотелось просыпаться и вставать. Но под боком было что-то твёрдое и больно давящее в ребра, и ноги были в воде. Он начинал постепенно ловить обрывки мыслей. Вдруг ясно всплыла в сознании картина полёта над морем и удар об воду. Поднять тело было ужасно трудно, почти не по силам. Но уже пробудилось сознание, и он встал на ноги. Голова кружилась, в глазах ещё стояла мутная пелена. Впереди была стена из камня. Одиссей с трудом повернулся лицом к морю. Шторм всё так же яростно ревел, и пенные волны добегали до берега, где он стоял по щиколотки в воде. На камнях близко от берега висели обломки их судна. По воде были разбросаны другие его части, какие-то верёвки и мешки с продуктами. Чуть в стороне об прибрежные камни било волнами три тела. Ещё несколько тел были видны на камнях, среди обломков судна. Несколько тел лежали на галечном берегу. Два человека, так же как и он, поднялись на ноги и осматривались. Один ползком выбирался из воды на камни.

Картина была ужасной. Кусочек берега, на котором всё это происходило, был не больше ста шагов в ширину. Справа и слева волны обрушивали свои удары прямо на скалу. Брызги обдавали солёными потоками весь маленький пляж. Спрятаться от них было некуда.

Одиссей подошёл к ближайшему человеку, стоящему на ногах. Это был шкипер. По его лицу была размазана кровь, и узнать его удалось не сразу. Вдвоём они стали обходить всех, кто был на этом небольшом островке спасения. Кроме Одиссея, в живых оказалось семеро. Его многолетних спутников и друзей теперь с ним не осталось ни одного.

* * * * *

Только к вечеру следующего дня ветер несколько ослабел и немного повернул вправо. С левой стороны теперь можно было пройти по грудь в воде вдоль берега к тому месту, где был возможен подъём на мыс. Но до этого момента спасшиеся, обдаваемые холодными брызгами, теснились под обрывом, на маленьком пространстве, где было немного потише.

Теперь надо было собрать погибших. Это заняло время до самой темноты. Тела завалили галькой. Получился небольшой курган.

Только шкипер знал, кто такой Одиссей. Остальные члены его команды считали его богатым пассажиром. Шкипер показал своим людям, что здесь команды будут поступать от Одиссея. Для всех них он стал вождём Уллисом. Это имя Одиссей оставил себе сейчас.

Уже в темноте они перебрались на мыс. Кое-какие продукты им удалось собрать на берегу и в воде. Найдя укрытое от ветра место среди кустов, развели костёр и согрели пресную воду. На своё счастье им пришлось переходить через небольшой ручей. Это дало возможность умыться от морской соли и набрать воды. Пара бурдюков с вином была подарком богов. Развели вино тёплой водой, и выпив, слегка захмелели и воспрянули духом. Сон быстро овладел усталыми людьми. Он принёс необходимое благодатное забвение.

Утреннее солнце даровало радость жизни. Для Одиссея такая ситуация была уже не новой. Он знал, что нельзя терять надежду. Поэтому, он дал команду собираться быстро в путь.

Они поднимались на вершину мыса, чтобы оглядеть окрестности и определить дальнейшие действия. Какова же была общая радость, когда они увидели на другом берегу залива человеческие строения. Похоже, это была небольшая деревня. Здесь должны были жить рыбаки.

Спускаться по крутому склону было трудно уставшим от страданий людям. Падали, получали ссадины и раны, но стремились туда, вниз к людям.

Во второй половине дня они спустились к берегу залива. Одиссей помнил свои приключения на другом берегу, и решил быть осторожным. Оружия у них не было, да и сил сражаться тоже. Но, всё получилось хорошо.

Здесь жили пять семей, всего тридцать пять человек. Приняли их радушно. Отсюда были видны камни и остатки их судна на них. Об их катастрофе знали, и им сочувствовали.

* * * * *

Местные жители были рослыми и светловолосыми людьми. Загорелые и обветренные лица их светились приветливыми улыбками. Речь была непонятна, но в её звучании Одиссей слышал слова, похожие на язык троянцев. Некоторые слова были похожи на хеттские.

Потерпевшим дали приют, и предложили пожить здесь весь осенний и зимний период до весны. Недалеко были ещё несколько поселений. Если здесь не понравится, можно будет перейти в другое.

Нынешние спутники и товарищи по несчастью быстро приобщились к нелёгкому рыбацкому труду. А Одиссей нашёл общий язык и интересы со старостой деревни. Это был сухой жилистый старик, напомнивший ему старого пастуха из его детства на Итаке. Старый опытный человек увидел и признал в Одиссее воина и вождя.

Вскоре один из молодых гребцов с Крита пришёл к Одиссею с просьбой. Он хотел жениться на местной девушке и остаться здесь навсегда. Одиссей взялся поговорить со старостой. Старику понравилось это, и он обещал всё устроить наилучшим образом.

Одиссей уже задавал себе вопрос, как добраться теперь до дома. Он уже представлял, что его разделяет с родиной море, до которого надо перебраться через горы на другое побережье. Горы могли оказаться препятствием не из лёгких. Совсем недалеко в небо возвышалась вершина, над которой всё время курился дымок. О таких горах он слышал раньше, но зрелище это не казалось ему красивым и безобидным. Путь по морю отсюда был не близок и не прост. Надо было пройти в обратном направлении тот пролив, который вывел их сюда, и потом пройти вдоль этой земли с другой стороны, и только тогда можно будет пересечь море, которое отделяет их от греческих земель. Строить мореходные суда местные жители не умели, они делали только небольшие рыбацкие лодки, на которых от берега далеко не уходили.

Жизнь в этой деревушке текла скучно и беспросветно. Такая пустая трата времени была сейчас Одиссею в тягость. К северу на побережье было большое поселение местных жителей. Оно располагалось на берегу большого залива. Там жили несколько сот семей. Надо было попытать счастье там. Может быть, у них были какие-то связи с теми, кто ходит по морям. Может быть, в эти края заплывают финикийские или греческие корабли, или там знают, куда они приходят. Надо пробовать.

Староста помог собраться в дорогу и дал проводника. С Одиссеем пошли пятеро его людей. Двое молодых остались в этой деревушке. Сначала планировали плыть на лодке. Вдоль берега было не далеко, но погоды установились холодные и со свежим ветром, доходящим до штормового.

Путь по горным, почти лишённым растительности хребтам и расселинам был труден, но Одиссею к таким путешествиям было уже не привыкать. Залив сверху выглядел красиво. Вскоре стали видны человеческие постройки. Но добирались до них долго и мучительно трудно.

Город был не велик. Вдоль залива располагались жилища рыбаков. Сбоку к ним прилепилось неуклюжее строение, которое оказалось верфью со стапелем, где строили рыбацкие лодки. Здесь же были домики самих строителей плавсредств. Они были уважаемыми мастерами, и в свою среду новичков не очень охотно принимали. Если кто и приходил к ним со стороны, то это были сыновья рыбаков, которые женились на их дочерях. Остальные строения города стояли выше по склону. На большой ровной площади, которая самой природой была приспособлена для особого использования, находилось большое строение, которое трудно было назвать храмом, но и дворцом тоже не могло быть. Одна каменная стена, высокая и не совсем ровная, по форме своей была дугой, вернее частью дуги очень большого радиуса. В неё упирался своими краями полукруглый ряд колон, сложенных из плит, грубо обработанных под круглую форму, высоких и тяжеловесных. Всё это венчала крыша из досок. Около стены был алтарь, а справа и слева от него длинные каменные скамьи. Здесь заседали старейшины, здесь проводились народные собрания, здесь был центр всей жизни города. Выше по склону шли ряды каменных домов, где жили остальные горожане, торговцы, ремесленники, отцы города и другие. Те же, кто кормил народ хлебом - пахари и сеятели, жили на окраине ближе к горе.

Жители города называли себя лигурами. Их поселения были раскиданы по побережью во всех бухтах и бухточках. Городов, где кроме рыболовства были другие занятия, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В каждом городе сложилась своя организация, но основа была всё же родовая. Любую деревню населяли родственники, одна большая семья. В городах было по несколько семейных кланов, но все они были связаны родственными узами. Названий эти поселения не имели, знали их по имени старейшины. Вместе со сменой старейшины менялось и название поселения. В городах старейшины менялись чаще. Правил городом совет старейшин родов, и в совете выбирался тот, кто сидел посередине и следил за "соблюдением протокола". По его имени город и называли. Но эти "старшие" менялись через несколько лет, а иногда и через год или меньше, по требованию членов совета. Такая ситуация была неудобна, но практики давать имя городу лигуры не имели.

Внешние враги у народа лигуров были. Это были жители окружающих посёлки гор. Горцы занимались скотоводством, ходили в шкурах и имели нрав неспокойный и злобный, по мнению прибрежных лигуров, людей сильных, мужественных и спокойных. Лигуры называли горцев иллириями, и признавали, что они, вообще-то, родственники. Но давно уже "семьи их" перестали дружить. Обмен продуктами и другими необходимыми вещами шёл постоянно. Это было налажено давно и надёжно. Были дни обмена, которые все знали, и цены были определены тоже давно. Это не менялось много лет. Но вот, пришли события, которые могли сломать всё это равновесие. Группы горцев уже не однажды врывались в поселения лигуров и грабили их. Оружием у тех и других служили дубины и камни. Поскольку нападавшие делали это неожиданно, отпор им дать никто не успевал. Но бывали и схватки, и уже были пострадавшие, даже убитые. Эти проблемы становились всё серьёзнее и как их решить, никто не знал.

Вот в такую пору размышлений после недавнего нападения появился Одиссей со своими людьми в городе. Встретили их насторожено, но провожатый представил их, как пострадавших во время шторма иноземцев. Сострадание возымело действие, а некоторое знакомство с обычаями и укладом жизни, которое Одиссей уже имел, сделало своё дело. Хозяева приняли его как старшего среди пришедших, скорее по его действительному старшинству по возрасту, которое было хорошо видно. Кроме кормчего, все его спутники были молоды. Одиссей знал уже, что объяснить этим людям, что он царь, и кто это, было невозможно. Они ещё не признавали личной, тем более наследованной, власти.

Через несколько дней Одиссея пригласили прийти на совет. Разговаривать было не просто, язык ещё был не очень знаком, но удалось распределить всех по работам и местам поселения. Шкипера и ещё одного из его людей взяли к себе строители лодок. Остальные стали рыбаками. Одиссею предложили остаться в совете и поселили в дом к старейшине, где было удобно и спокойно. Его не смутило разделение со своими людьми. Столько людей было около него за эти годы, и вот теперь опять новые, другие. Он понял, что здесь ему придётся провести, может быть, достаточно много времени. Дальнейший его путь был пока покрыт мраком неизвестности.

* * * * *

Новая жизнь увлекла Одиссея своими заботами. Он видел многие возможности внести рациональные изменения в жизненный уклад его новых соотечественников, но вмешиваться в их дела, пока, не считал нужным. Он вникал в проблемы и изучал язык. Это оказалось не так-то просто.

Дело было весной, когда горы покрылись зеленью и неяркими цветами, растущими на каменистой почве. В середине дня члены совета, как обычно собирались на центральной площади в храме. Люди знали об этом, и при необходимости приходили решать здесь свои проблемы. Прибежавший запыхавшийся мальчишка рассказал, что видел в горной расселине за городом нескольких горцев-иллириев. Похоже, что они поджидают подкрепление, чтобы напасть на город. Иначе, зачем бы им было прятаться.

Одиссей в это время разговаривал с пришедшим сюда по делу шкипером. Его собеседник быстрее Одиссея понял возбуждённый сбивчивый рассказ мальчика. С согласия Одиссея, он побежал к своему дому, где у него были две пращи. Они взяли с собой десяток молодых мужчин с палками-палицами, и отправились за юным провожатым.

Осторожно выйдя на открытый бугор, они увидели группу из трёх десятков горцев. Те заметили подошедших и, чувствуя своё численное превосходство, заговорили резко угрожающе. Мужчины начали вооружаться камнями. Расстояние между противниками было большее, чем мог долететь камень. Ни кто не решался первым начать сближение для сражения. Горожан было слишком мало, а "агрессоры", видимо, ещё не были готовы к нападению. Вдруг с другой стороны бугра показалась ещё одна ватага горцев. Они с криками приближались. Ситуация казалась безнадёжной. Городские мужчины заметались, понимая, что им будет плохо.

Одиссей первым раскрутил свою пращу и пустил камень прямо в лоб впереди бегущему горцу. Тот упал под ноги следующим за ним. Те остановились. Ещё два-три точных броска заставили нападающих с рёвом отступить. В это же время шкипер "открыл огонь" по второй группе, выходившей из своего укрытия, окрылённой поддержкой, которую, видимо, и ждали. Несколько попаданий камнями заставили и их отступить. Окровавленных раненных они уносили, не понимая, как это произошло. Им было не ведомо, что камень может лететь гораздо дальше, чем брошенный рукой. Бегство их было паническим. А городские мужчины были не менее поражены случившимся. Они были уже готовы принять жуткое поражение. Через несколько мгновений они начали радостно обмениваться удивлением. Радость такой победы смешивалась со страхом и непониманием. Одиссей, похлопывая их по плечам, обещал всё рассказать им, и научить этому всех.

Юный гонец опередил победителей. Когда они вернулись на площадь, он громко рассказывал о произошедшем толпе, состоящей почти из половины населения города. Его рассказ, периодически, прерывался громкими возгласами одобрения и недоумения. Одиссей со шкипером стали героями его легенды, которая переживёт всех здесь присутствовавших надолго.

Больше всего местных жителей поразила праща. Одиссею пришлось раз за разом тут же на площади демонстрировать её действие. Дальность и точность метания превосходили все мыслимые лигурами возможности. Некоторые из них отважились попробовать метнуть камень сами. Но этому надо было учиться. И обучить Одиссей обещал всех желающих, но не сразу. У него появилась забава, а у горожан цель.

Вскоре пришлось убедиться, что для защиты от грабежей мало научиться владеть таким оружием. Следующее нападение произошло вскоре после того памятного. Видимо горцам были необходимы некоторые предметы обихода, которые они и унесли при ночном нападении, и месть здесь играла тоже не малую роль. Они врывались в дома и избивали их жителей. Двоих убили до смерти. Это ставило перед горожанами более серьёзные задачи, чем научиться метать камни далеко и точно.

Первое, что посоветовал Одиссей старейшинам в тот же день, это провести переговоры со старейшинами горцев. Контакты с соседями были почти регулярными, и поговорить об этом было возможно. Выяснилось, что среди горцев по этому поводу нет единодушия. У них появились проблемы с пастбищами, которые в последние годы стали скудеть, а зимы вот уже несколько лет приносили необычные холода и много снега. Искать новые выпасы и переводить туда стада было делом хлопотным и нелёгким. Кое-кому казалось проще грабить соседей, и этим добывать себе возможность обменивать у тех, у кого дела шли лучше, награбленное на необходимое. Причём, сторонниками грабежей были семьи, где было много здоровых и работоспособных сыновей. Но они то, как раз этой своей силой и пытались диктовать жизненные принципы своим соплеменникам.

Стало ясно, что напряжённость в отношениях с горцами может усилиться, и надо принимать меры для реальной защиты от их посягательств. Одиссей опять внёс несколько предложений. Первое заключалось в том, чтобы построить защитную стену вокруг города. Не обязательно её возводить со всех сторон, но со стороны гор это было необходимо сделать. Далее, на стене надо будет иметь хотя бы двоих постоянных охранников-наблюдателей. Это даст возможность спокойно спать по ночам жителям города. Немного подумав и поспорив, горожане согласились на такое предложение. Решающее слово сказали рыбаки, которым в зимний период штормов делать было нечего. К тому же жертвами последнего нападения были именно их родственники.

Работа закипела. Рубились и таскались камни, много раз выбирали и переносили то дальше от домов, то ближе к ним линию будущей стены на разных участках. Споров было много. В этот период слово и мнение Одиссея стали иметь вес почти непререкаемой истины. Он становился авторитетным человеком. Понимая всю сложность такого положения, Одиссей старался во всём ссылаться на старейшин, и постоянно с ними советоваться, подчёркивая, что он только исполнитель их воли и желания.

Было у лигуров известно кузнечное дело, которое издревле передавалось из поколения в поколение. Изготовляли многое, в том числе и нечто вроде топоров. Одиссей предложил кузнецам изменить их форму с традиционной на более удобную. А позже научил изготовлять двухсторонние боевые топоры, такие как были на вооружение в Элладе ещё со времён микенской державы.

В этих заботах пролетели почти три года. Он стал чувствовать себя уже местным жителем. Даже название городу, которое Одиссей предложил - Ано - приняли сразу, и оно прижилось быстро и надолго. С тех пор все поселения лигуров постепенно приобрели свои имена.

И ещё одно новшество после некоторых раздумий дал Одиссей своим новым землякам. Он, с помощью шкипера, ни кому не показывая, смастерил лук. Наконечники стрел тоже отковали у местного кузнеца, как будто это украшения. Первая демонстрация на центральной площади опять поразила горожан, которые уже перестали удивляться новинкам Одиссея.

С тех пор родилось правило, что все юноши учились метать камни с помощью пращи и стрелять из лука. Появилась и регулярная дружина, сначала из тридцати добровольцев. Они были дозорными на стенах города и у ворот, которые построили с двух сторон в стене, и учились у Одиссея воинским премудростям, в которых он был сведущ и умудрён.

Лигуры были способными людьми и быстро осваивали новые знания и приёмы, но оружие проливающее кровь вызывало у них протест. Одно дело было ударить врага дубиной или камнем, совсем другое поразить топором. Далеко не все хотели этому учиться. С луками было немного проще. Стрелы, хоть и впивались в человеческое тело, это было на расстоянии. С этим Одиссею пришлось столкнуться, и он не сразу смог это понять. Ведь даже коз и овец лигурам горцы приносили в виде шкур и мяса. Лигуры издавна относились к тому, что иллирии режут этих животных, с брезгливым презрением. Но мясо ели. А вот рыбу разделывали без всяких таких сомнений.

Одиссей не стал выяснять причин этого давнего отношения к жизни, но с воинами проводил "воспитательную" работу.

* * * * *

Время за делами и заботами бежало быстро, почти незаметно. Однажды навалилась тоска. Мысли крутились вокруг чего-то неуловимого. Это неуловимое проявилось во сне. Опять его подталкивала под руку его защитница Афина. Она, это она нарисовала в его памяти десять птиц, летевших на восток, на восход солнца. Там на востоке была его родина, была Итака. Заканчивался десятый год с тех пор, как пала Троя. Он со смятением в душе вспомнил об этом. Он рванулся за птицами, и проснулся... Мысли стали "в строй", надо возвращаться домой!

Сейчас у него был один человек, с которым можно было обсудить это решение. Это был шкипер критянин. Его имя было Атакрат, но в общении он был для Одиссея критянином. А царь Одиссей был для критянина Уллисом, хотя он знал уже, кто стал его спутником и другом.

На рассказ Одиссея и предложение отправиться в путь он только кивнул, и сказал, назвав впервые его так: "Я рад служить тебе, царь!"

Старейшины отнеслись к его решению по-другому. Они отговаривали Одиссея и предлагали ему новое жилище, жену молодую и красивую и ещё много чего. Но, поняв непреклонность Одиссея, они обещали помочь ему добраться до того берега по другую сторону гор, откуда ему легче будет добраться до дома. Вопрос был решён в принципе. Надо было продумать план его реализации.

* * * * *

Неотложных и обязательных дел хватило до следующего лета. Но за это время были сделаны очень важные для успешного похода к другому морю вещи. Надо было заручиться помощью горцев иллириев. Без них дорогу туда было не пройти.

После того, как горцы получили решительный отпор, их попытки грабежа города прекратились. Но небольшие деревушки они ещё продолжали терроризировать. Вскоре пользоваться пращёй научили и мужчин ближайших прибрежных деревень. Но появились пращи и у горцев. Удержать это умение в тайне от них было невозможно. Собственно это и подсказало Одиссею, что нужно строить стену. После того, как была построена городская стена, а потом на вооружении горожан появились и луки со стрелами, вожди иллириев сами просили возможности поговорить о прочном мире.

Но момент прощания всё же настал. Он был трогательным и печальным. Одиссей привык к этим людям, и они тоже уже считали его своим. Провожали за стену почти все жители Ано. До горных увалов их провожал отряд воинов, молодых и красивых, сильных и уверенных в своей силе. Одиссей постарался научить этих ребят верить в свои силы и умение, и этим побеждать врага.

Дальше проводниками были горцы. Они выказывали знаки почтения, помогали во всём. Путников передавали от одного племени другому, и каждый раз передающие, видимо, рассказывали легенду о нём, царе далёкой земли, которого, не иначе как боги, привели в их края. В посёлок на берегу моря, куда нередко заходили корабли финикийцев и греков, они пришли через два лунных круга. И здесь легенда об Уллисе уже была известна. Она бежала быстрее, чем они переходили от поселения к поселению.

И опять дорога кончилась, настало ожидание. Одиссею казалось, что он только и делает, что ждёт, ждёт, ждёт! Перед его взором лежало море, на другом краю которого была его Итака.

Наконец завершилось и это ожидание. Боги больше не препятствовали его возвращению домой. Он испил свою чашу странствий и страданий до дна!
 

01.09.2000-06.02.2001г.


 

IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ
(1343 - 1325 г.д.н.э.)

Двадцать лет назад он простился с этим берегом. И вот опять его нога ступила на эту землю. Его родная Итака. Покидал остров он царём во главе войска на двадцати кораблях. Вернулся одиноким странником. Что его ждало дома?!

Одиссей свернул вдоль знакомого берега. Тропа вела его в гору. Он знал, что здесь пастухи живут со своими стадами круглый год. Проплутав пару часов, он набрёл на одинокую хижину.

Пока он ходил в поисках, ему вспоминались его долгие, порой опасные блуждания среди чужих лесов и гор. Сколько их прошло за те двенадцать лет, которые он добирался до дома.

Пастух был стар. Он радушно принял странника; накормил козьим сыром, хлебом и вином. Это было здесь сейчас по-царски!

Вопросами старик не докучал. Одиссей сказал, что он издалека, но бывал на Итаке и хорошо знает остров. Это была правда. На расспросы пастух отвечал охотно. Он хорошо знал всё, что происходит на острове.

На Итаке было всё очень непросто. Лаэрт стал совсем стар. Антиклея уже сошла в мир иной. Телемах ещё не вошёл в силу. Без отца его воспитание не было полноценным. Пенелопу преследовали неудачи. Пока шла война и в особенности, когда она победно закончилась, она уверено правила островом. Народ ждал возвращения царя и воинов. Но шли месяцы, затем годы! Кое-кто из вернувшихся воинов говорил о гибели царя в морской пучине. Пенелопа не верила, но время было против неё.

Смерть дочки была для неё первым сильным ударом. За что её наказали Боги? Неужели за то, что она была так счастлива с мужем и сыном. Неужели счастье должно было ударить так больно? Неужели заслужила?

Нашлись желающие получить руку царицы и трон к ней в придачу. Чем дальше, тем труднее становилось уклоняться от предложений. К счастью, женихов появлялось всё больше, и среди них шла борьба, но, в конце концов, они поняли, что трон ускользнёт от них с совершеннолетием Телемаха.

Дворец царя грабили и разоряли своими гуляниями в нём под предлогом долгих ожиданий решения "невесты".

Одиссей чувствовал, что на него наваливаются тяжёлые проблемы. Взгрустнул и о дочке, про которую не знал и никогда уже не сможет увидеть.

Вечером пришёл мальчик внук пастуха. Он принёс хлеб и вино.

Одиссей попросил привести сюда в горы Телемаха, сына царицы, сказав ему, что странник принёс весть о царе.

Ночью он спал спокойно. Он лежал на родной земле и надеялся, что его испытания приходят к концу, что Боги израсходовали свой гнев. Проснулся рано. Было как-то странно чувствовать, что он пришёл туда, куда стремился столько лет. И вот скоро он увидит сына, который его не знает и не может узнать. Но признает ли своего сына сам Одиссей! Было от чего волноваться...

Солнце уже стояло высоко, когда он заметил на склоне две фигуры.

Телемах подошёл и с достоинством поздоровался. Одиссей рассматривал юношу.

"Ты сын Пенелопы?"

"Да, я сын царя! Что ты знаешь об отце?" Голос выдавал его волнение.

"Ты можешь привести сюда мать?"

"Тогда, зачем ты позвал меня сюда?! Я пришёл узнать об отце!"

Одиссей помолчал. Потом ответил: "Я твой отец, но ты не можешь меня узнать. Ты был совсем мал, когда видел меня. Мне нужна твоя мать!"

В глазах Телемаха засветилась радость, потом недоверие и отчаяние.

"Почему же ты не пришёл прямо к ней?"

"Никто, кроме неё не должен знать, что я здесь. Запомни это, сынок. Расскажи всё матери. Я буду ждать здесь!"

Щёки Телемаха вспыхнули. Глядя прямо в глаза Одиссею, он негромко сказал: "Хорошо, отец!"

Он отступил на два шага, повернулся и быстро пошёл вниз по склону.

Сердце отца часто-часто застучало в грудь. Да, это был его сын!

Пенелопа слушала рассказ сына, и мысли её метались между радостью и желанием бежать туда и опасением за жизнь мужа, когда он, наконец, вернулся. И ещё закралась мысль: "А он ли это?!"

Выйти из дворца незамеченной не было возможности. Она уже давно не выходила за его стены. "Как же быть? Кого можно послать? Да, да! Старая нянька. Она одна не ошибётся и её никто не спросит, куда она пошла".

Солнце клонилось к закату, когда пастух указал Одиссею на поднимающуюся по склону женщину. Одиссей встал и быстро пошёл навстречу.

Нянька сразу узнала своего любимого дитятку в этом седеющем крупном мужчине в грязном оборванном плаще. Они обнялись и сели прямо на склоне на траву. Они долго разговаривали; потом встали. Пастух поспешил к ним с ковшом родниковой воды для старухи. Подойдя, он сказал Одиссею: "А я сразу признал тебя, царь!"

"Тогда помоги старой дойти до дома, а я постерегу твоё стадо, Дело это мне знакомо!" И, усмехнувшись, пошёл к хижине.

По договоренности с нянькой утром, когда "женихи" уже собрались к трапезе, Пенелопа вышла к ним и спокойным голосом объявила, что завтра вечером, когда спадёт жара, она готова устроить "смотрины" и предлагает принять участие в состязаниях за её руку всех, кто захочет.

Это не понравилось претендентам и оскорбило их. Но, Пенелопа была непреклонна и смела, к чему они не привыкли. До этого она старалась уступать и не перечила их домоганиям. Одним из главных смутьянов и безобразников был старый враг Одиссея, теперь самый богатый купец Аменет. Он был дружен с двоюродным братом Одиссея по материнской линии Овиклием, который был женат, но надеялся в случае удачного сватовства Аменета, который был вдов, стать его ближайшим помощником. Третий из их компании, Митинос, был хозяином двух торговых кораблей, складов и виноградников. С Аменетом у них были общие дела. Он был холост и втайне надеялся на удачу, хотя делал вид, что играет за Аменета. Остальных претендентов эта троица всерьёз не воспринимала, хотя здесь были и представители царского рода. Многие были молоды, но их не смущало, что Пенелопа годится им в матери.

Договариваясь с кормилицей, Одиссей предложил, чтобы Пенелопа вынесла из покоев его лук, который Одиссей не взял с собой на войну потому, что его подарил на свадьбу Агамемнон. По преданию это был лук Геракла. А Телемах должен был в нужный момент подать ему боевое копьё.

Большинству "женихов" не понравилось такое быстрое решение вопроса. Они были уверены, что "выбор" падёт на Аменета; ну, может быть на Митиноса. Их больше устраивало продолжать гуляния в царском дворце.

Пенелопа предупредила, чтобы всё было торжественно и чинно обставлено, а Аменет всем сделал внушение, чтобы не безобразничали и не портили покои и утварь. Он уже чувствовал себя здесь хозяином.

Не без недовольства согласились "женихи" на широкий круг претендентов и гостей. Но упрекать за это царицу было нельзя. Народ Итаки любил её и должен был видеть, что она сама сделает выбор.

Прислуга ходила грустная. Пенелопа не показывалась. Всем распоряжалась её верная Полифеба. Она не осуждала хозяйку, но не могла понять, почему у той хорошее настроение. Ведь столько лет и особенно последние месяцы на её глазах часто были видны следы слёз. Что-то здесь было не так!

Телемах куда-то исчез; и это можно было понять. А старый почти глухой Лаэрт редко выходил из своих маленьких покоев на втором этаже, рядом с покоями невестки.

Гости уже собрались, но Аменет не давал им усесться за столы и начать веселье без хозяйки. А она всё не показывалась.

У входа в зал вдоль стены стояли человек двадцать пять из жителей острова и несколько приезжих. Этих пустили, чтобы они могли всё рассказать народу. Во дворе собралось сотни три зевак.

Наконец, на верхней площадке лестницы, ведущей в царские покои, появилась Пенелопа. На ней был царский убор. Она выглядела совсем молодо. За спиной её стоял Телемах. Он был высок и похож лицом на отца; но в фигуре ещё была юношеская хрупкость. Только материнские карие глаза придавали лицу мягкость и некоторую застенчивость. Он был бледен и, явно, взволнован.

В руках Телемаха был лук отца. Все знали этот лук. Кроме Одиссея мало кто мог натянуть его тетиву.

Пенелопа поздоровалась с собравшимися довольно холодно. Глаза её как будто кого-то искали в этом большом зале. Она сказала: "Прошло двадцать лет с тех пор как ушёл воевать мой муж, ваш царь. Я согласна с тем, что острову и его народу нужна мужская рука. Итаке нужен царь с такой же твёрдой рукой как у Одиссея. Мой сын ещё не готов к этому. Поэтому я предлагаю всем желающим показать эту "твёрдую руку". Вот он лук Одиссея. Кто его сможет натянуть, тот достоин стать нашим царём".

Среди "женихов" прошёл ропот недовольства, кое-где ехидства. Основные претенденты почувствовали себя обманутыми; их "маломощные" соперники торжествовали. Ропот начал расти, усиливаться.

Пенелопа взяла оружие из рук сына, встала на верхнюю ступень лестницы, держа лук в руках, и громко спросила: "Кто готов попытать счастье? Вот он лук царя Итаки!"

От боковой стены отделилась высокая фигура в тёмной серой хламиде. Длинные с сильной проседью волосы, прижатые простой кожаной повязкой, полуседая борода, закрывающая лицо почти до глаз. Человек быстро прошёл через зал и поднялся по лестнице. Взяв лук у царицы, с поклоном отвернулся. Опустившись на несколько ступеней, он быстрым движением упёр лук в сандалию и натянул тетиву на крюк.

Пока он поднимался по лестнице Пенелопа искала взглядом его глаза. Но он так и не показал их. Только серебряный перстень на мизинце левой руки был его. Она стояла, похолодев и, если бы не подошедший сзади сын, наверное, упала. Телемах шепнул ей на ухо: "Держись, мама!"

Одиссей скинул хламиду. На тетиве лука уже лежала стрела. Она смотрела в ту сторону, где стояли "женихи". Чуть скрипнув голосом, Одиссей спросил: "Ну что, вам такой царь подойдёт?"

Там, куда указывала стрела, его узнали. Первым нашёлся Аменет - "Ты не с нашего острова. Мы тебя не знаем. Ты не можешь участвовать в выборе". Обернувшись назад, он крикнул слугам: "Приведите стражу. Пусть они уберут этого оборванца!"

Одиссей, скривив в улыбке губы, спокойно сказал: "Ты, Аменет, всегда был подлым. И сейчас ты знаешь, кто я. И вот чего ты заслужил!" Стрела пробила грудь и вышла между лопаток. Аменет повалился на пол. Около него начали метаться люди. Овиклий кинулся убегать из зала, но стрела, пробившая ему шею, пригвоздила его к деревянной обивке стены. Третья стрела заставила закрыться входную дверь. Одиссей обернулся назад. Телемах бросил ему сверху копьё. Это было тяжёлое боевое копьё. В могучей руке Одиссея оно не знало преград. Любой щит, даже самый тяжёлый семикожный, не мог защитить от его удара.

В этот момент на верхнюю площадку на шум вышел Лаэрт. Он ничего ещё не спросил. Нянька бросилась к его ногам, обняла колени и громко радостно со всхлипом закричала: "Царь вернулся!"

Все, кто был в зале, и даже Пенелопа опустились на колени!

Теперь все видели, на ступенях лестницы стоял царь. В этой могучей руке было не копьё, а судьба Итаки!

Одиссей спокойно и повелительно сказал: "Встаньте и уходите все! Завтра утром соберётесь все на площади!"

Зал быстро опустел. Одиссей поднялся по лестнице к семье. Он обнял Пенелопу, притянул к себе старого отца. Женщина и старик плакали на его могучих плечах. Сын стоял за спиной матери. Они улыбнулись с отцом друг другу.

В зале потихоньку появлялись слуги. Старые блестели слезами на щеках. Молодёжь с любопытством глядела на своего легендарного повелителя, о котором так много слышали.

* * * * *

На следующее утро площадь не могла вместить всех, кто пришёл. Здесь была вся Итака от мала до велика. Люди толпились в боковых улицах. На крышах домов, на деревьях и заборах сидели мальчишки, да и взрослые тоже. Впереди стояли убелённые сединами старцы. Были тут и те, кто вернулся с Троянской войны, потеряв при возвращении своего вождя.

Одиссей вышел вместе с сыном и женой. На них были царские облачения. Сзади стали пятеро воинов охраны с оружием в руках. Несколько минут площадь ревела радостным и приветственным криком.

Царь поднял руку; все смолкли. Одиссей произнёс: "Здравствуйте жители Итаки! Я приветствую мой народ!" Он поклонился людям.

Площадь взорвалась здравицей. Старики плакали...

Позже Одиссей пригласил к себе во дворец стариков и оставшихся в живых не больше трёх десятков воинов, вернувшихся из-под Трои. Они долго беседовали в зале дворца, делясь воспоминаниями и нынешними проблемами. Решали судьбы острова и его людей, как всех вместе, так и некоторых отдельно.

Одной из первых забот Одиссея была казна. Она была пуста. Были и долги. Пенелопа отчиталась ему. Дела плохи; нужны деньги. За эти годы основные богатства острова стекались в немногие руки.

Богаче всех было семейство Аменета, но от них много не возьмёшь. Уже всё попрятали, затаили злобу. Многое у них содержится в складах в других городах. Был ещё Митинос. Он был и конкурентом и компаньоном Аменета. Позвал к себе. Поговорили. Дал понять, что постарается забыть его измену, если тот даст деньги. Крутился Митинос, выкручивался, но дал. Этого мало, но всё же. Пришлось нажать и на других "гуляк за царский счёт". Понимал, что наживает себе врагов.

Врагов Одиссей не боялся. Но эти то прикидывались верноподданными. Знал. Что в трудный час они могут ударить в спину.

Эллада узнавала о его возвращении. Узнавала с радостью и надеждой.

Первое посольство прибыло из Этолии. Просили помощи. С севера Грецию наводняли дорийцы. По словам этолийцев они пришли небольшими силами, но у Этолии уже не было сил противостоять и этому; а главное - не было вождя.

Но у Одиссея не было ни войска, ни желания воевать. Он ничего не мог обещать этолийцам. Посольство покинуло Итаку не получив обещания о помощи. Одни сочувствия были малоэффективны.

Одиссей рассылал послов во все полисы. Он хотел восстановить Ахейский союз. Но его соратников почти не осталось. Он узнал, что в Микенах был подло убит женой Агамемнон. Менелай с Еленой не вернулись в Спарту. Судьба закинула их далеко на юг. Были слухи, что их видели то ли в Египте, то ли в Финикии.

В других городах тоже сменились правители. Греция потеряла своих героев, которые объединяли усилия страны. Их венцом была совместная компания против Трои. Но на этом великая эпоха, такая скоротечная и закончилась. Греция сама осталась без защитников. Союзники её в войне дорийцы начали волна за волной приходить с севера. Где оружием, а в большинстве случаев и так, они занимали земли. В городах ещё они не селились. Это был не их образ жизни. Но власть фактически переходила к их вождям.

Богатства Греции были растрачены на борьбу с Троей. Богатства Трои не принесли ахейцам наживы. Мало что из этих богатств пришло домой с победителями. Очень многое досталось морской пучине и её повелителю Посейдону. Жестокие осенние штормы в тот год потопили много ахейских кораблей.

Второе посольство было из Элиды от мужа его младшей сестры Оливии. Он просил помочь наладить отношения со Спартой. После Менелая там сначала собрался Совет аристократии, который несколько лет управлял страной, но между собой не мог найти согласия. Кончилось резнёй, и к власти пришёл царь Сатиро. Он был достаточно молод, энергичен и агрессивен. Соседям он пытался указывать и довольно часто грозил силой. Микены и даже Фивы, ещё не вставшие после разорения, просили помощи у Элиды, которая сама терпела обиды.

До Пелопоннеса ещё не дошла вплотную дорийская волна, поэтому там, особенно в Спарте, царило благодушие и беспечность. Спарта поигрывала мускулами, но они уже были не те. Была армия, но не было героев.

Финикийцы всё чаще бывали у западных берегов, видели их и с Итаки.

События одно догоняло другое. Дни летели как напуганные кони. Одиссей ловил себя на мысли, что не видит дома и близких. Складывалось впечатление, что он так долго шёл к ним, чтобы поздороваться и снова уйти. Он решил каждый вечер заходить к отцу. Лаэрт был слаб и дряхл, но память и мысли его были ясны. Он интересовался делами сына. И Одиссей стал ему рассказывать всё. Это помогало и самому разобраться в событиях и делах.

Однажды, к концу второго месяца, пребывания Одиссея дома. Отец сказал ему: "Мне осталось не долго уже жить с вами. Я знаю это. Я был уверен, что дождусь тебя. Так и вышло. Но тебе тяжело будет. Береги Пенелопу. Она была одна мне опорой. И она верила, что ты вернёшься. А вот сына ты, видимо, упустил. Он не хочет стать царём Итаки. Да и ты ещё долго будешь править страной. Вам тяжело будет вместе жить! Подумай об этом. Обо мне не печалься. Я счастлив и таким уйду!"

Утром он и вправду ушёл!

Вскоре Пенелопа начала болеть. Она как-то быстро состарилась и начала увядать. Видимо, сказалось напряжение долгих лет; её борьба за семью и царство; её ожидание и бессонные одинокие ночи. Они чувствовали, что за эти многие годы отвыкли друг от друга. Оба во многом изменились; оба много пережили, но врозь. Молодой любви уже быть не могло, а новые отношения складывались сложно. Одиссей очерствел душой, после стольких страданий и приключений. Он уже не мог стать прежним. Да и события заставляли проявлять жёсткость. Поддержка Пенелопы и её помощь были ему не нужны. Сын, Телемах, был не таким, как хотелось отцу. У них вскоре начались обиды и непонимание. Юность приучила Телемаха к самостоятельности и осторожности. Он бесконтрольно признал отца и поверил ему. Но отец требовал подчинения; иногда был резок и груб с сыном. Он чувствовал в сыне твёрдость характера, но не хотел признавать его права на самостоятельность.

Это очень тревожило Пенелопу. Разговоры же с мужем на эту тему не получались.

Пролетел год, другой; к концу шёл третий год его домашней жизни. Пенелопа слегла. Она, не мучаясь, тихо отошла в мир теней. Перед смертью они долго очень мирно разговаривали. Пенелопа просила за сына: "Отпусти Телемаха путешествовать. Он хочет уехать с Итаки. В нём твоя душа, она просится на простор. Ты же ему не даёшь быть взрослым".

Одиссей обещал исполнить просьбу.

Приближение смерти дало им ещё раз почувствовать близость и руку Судьбы, которая готовила им многие века быть вместе.

Одиссей понял, что Боги, отобрав у него Пенелопу, нанесли самый страшный удар в его жизни. Но так велела Ананка - неотвратимость.

Через полтора года после смерти матери совсем взрослый уже Телемах собрал молодых искателей приключений и на двух судах, построенных за это время, ушёл навсегда из жизни отца. Напоследок Одиссей рассказал сыну о том, где находится город Ано, и советовал там найти свою судьбу. Телемах увёл с собой и надежду Итаки, молодых мужчин, которые так нужны были острову. Но Итака уже не нужна была им.

Это был ещё один удар богов. Но это уже не могло сломить Одиссея. Он понял, что должен будет доживать свой век один без родных и друзей. Ещё оставались у него старые соратники, его единственная надежда. В его жизни оставалась ещё борьба за Грецию, вернее за то, что ещё от старой Эллады осталось.

Он дважды был в Спарте. Его принимали как героя, ему возносили почести и, даже, вспомнили о его победах на состязаниях за руку Елены. Но политических результатов это не приносило.

С Элидой и ещё некоторыми городами он заключил союз, но подкрепить его военной силой не мог. Сила ещё была у Спарты, но она не хотела быть союзницей. Она и так диктовала свою волю соседям.

В конце своей жизни Одиссей решил строить флот, который мог бы защитить остров. Строительство шло медленно; не было денег.

Начали поднимать голову родственники Аменета и Овиклия и их сторонники. Они были богаты, но не хотели помогать царю в его делах. Отобрать их богатства он уже не мог.

Пришлось обратиться к дорийцам. Его товарищ по Троянской войне, вождь дорийской дружины Гектономис, через пять лет после возвращения домой был убит, но его сыновья имели силу и власть. В своё время Одиссей помог их отцу. Теперь он решился напомнить о себе, тем более что они уже стали соседями Итаки. Их владения были на ближайшем от острова берегу. Удалось договориться о дружественных отношениях и торговле.

На некоторое время Итака была в безопасности.

Верховная жрица, Медведица дорийцев, имя которой было Арита, родила сына. Его назвали Одолонь. Он, как и хотела мать, сумел объединить дорийские племена, и повёл их на юг.

Прошло тридцать лет со дня взятия Трои. Иллион пал. Зашаталась и вся Эллада. Через тридцать лет былой Греции уже не существовало.

Однажды утром Одиссей не смог подняться с ложа. Он отказался от еды. Вечером выпил подогретого вина.

Ночью ему снилась Пенелопа. Она звала его к себе.

Потом появились Боги-Олимпийцы. Перед восходом солнца он ушёл с ними.


 

10.07. - 16.08.1996г.

 

V. ДОРОГАЯ МОЯ, ПЕНЕЛОПА

Той, которая и теперь рядом со мной.
 

Вечно я буду помнить тот миг, когда взгляды наших глаз встретились. Ты смотрела на меня открыто и с любопытством, а губы чуть тронула лукавая улыбка.

Я уже был знаком с этой манерой спартанок держать себя уверенно на равных с мужчинами.

На этот раз я прибыл в Спарту для того, чтобы участвовать в ристалищах за право владеть рукой прекрасной Елены, твоей двоюродной сестры. Ещё раньше, тогда в своём путешествии по Элладе, я был принят как свой у царя Тиндарея, и был знаком с этой беспутной, но блестящей красавицей.

А здесь в соревнованиях с именитыми соперниками я всё время чувствовал и искал твой взгляд. Мне хотелось, чтобы ты видела какой я сильный, ловкий, быстрый. Я был молод и тщеславен.

Наш первый короткий разговор, когда я услышал твой глубокий негромкий голос; и второй разговор, когда ты уверенно и твёрдо сказала: "Да!" Ты не обманула меня и была хорошей женой. Ты никогда меня не обманывала.

Воспитанная в доме спартанского вождя, ты жила в строгости, но в любви. Ты была свободна в своём выборе, но неукоснительно соблюдала строгие правила.

Я был молод и не всё понимал. Я гордился своей молодой красивой женой, которая так нравилась всем. Ты даже сумела очаровать, словно околдовала, мою сумасбродную мать Антиклею. А мне ты стала второй матерью; нет первой, любящей, прощающей и понимающей.

Ты была рядом и я был счастлив.

А когда родился наш сын, горластый Телемах, я понял, что я стал мужчиной. Я становился ещё больше мужчиной, когда ты переводила свой любящий взгляд с сына на меня. Вот тогда я полюбил тебя навеки. До этого я не умел ещё любить. Ты заразила меня своей любовью!

Как истинная спартанка ты не проронила ни одной слезинки, когда провожала меня на эту войну, на долгие годы. Я не знаю, но тогда я чувствовал, что ты выплакала эти слёзы по ночам, чтобы никто их не видел и не знал.

Ты была настоящей царицей.

Я знаю теперь, как тебе тяжело было тогда. Стареющий отец Лаэрт ещё некоторое время помогал тебе, а потом всё легло на твои плечи, а они такие нежные и хрупкие.

Когда я появился на одну зиму через четыре года, я встретил зрелую красивую и очень любимую свою женщину. Но как недолго было наше счастье.

И опять ты не проронила ни слезинки!

Я не знал, как жестоко поступила с нами Судьба. Я не знал, что у нас родилась дочь. Я не знал, что Боги забрали её через два года. Забрали её у тебя. У меня её забрать было невозможно; я не знал о ней.

И потом, как я был не прав и жесток; я упрекнул тебя в её смерти. Я ведь знал, что с Богами спорить бесполезно!

Судьба отобрала и меня у тебя на долгие годы, а вообще, забрала навсегда.

Ты обещала мне тогда, что вырастишь из сына воина. Да, ты была настоящей спартанкой, ты вырастила воина. Ты растила и других воинов и отправляла их мне на войну. Ты всегда и во всём мне помогала.

Какие надо было иметь силы, когда ты управляла разоряемым войной народом. И какую выдержку надо было иметь, чтобы не сломаться, когда тебе рассказали, что я погиб.

Только твоя любовь и верность помогли тебе ждать и надеяться все эти годы.

А я забыл за это время твою ласку. Я отвык от того, чтобы обо мне заботились. Я прошёл через десятки смертей и привык всё решать сам.

Я выхватил у тебя из протянутых ко мне ладоней мою страну, мою Итаку. Я мог уже только наказывать, только мстить и только править.

Твоя любовь уже не помогала мне. Я считал, что меня должны любить все - жена, сын, люди.

Как я был не прав! И за это Боги наказали меня самым страшным наказанием - они забрали, отняли тебя у меня.

Однажды в лунную бессонную ночь я лежал и пытался вспомнить, вернуть твой взгляд, который вот в такую же ночь засыпающим взором я уловил. Тот твой взгляд! В этот миг и началась жизнь нашей дочки. Я знаю, я чувствую это теперь. И поэтому я стараюсь его вернуть, этот твой взгляд. Я зову тебя много лет безуспешно. Только однажды ты присела на моё одинокое ложе у ног и посмотрела опять так. Я хотел твоих объятий, но ушёл, как и тогда, в объятия Морфея.

И вот сейчас, когда уже стал стар, я мечтаю только об одном - чтобы ты пришла и увела меня в свой мир навсегда.

Дорогая моя, Пенелопа!

 

22.09.1997г.